Решить вопрос политически казалось сложно, если вообще возможно. Бояре ничего дельного подсказать не могли, рекомендовали только самому поехать поклониться королю данов Готфриду. Авось да по-родственному войдет в положение…
Годослав не делился с боярами вестями о том, как уже посочувствовал Готфрид, стягивая к границе войска. Слишком много среди думских старожилов таких, кто датского короля любит куда как сильнее, чем собственного князя, и в любую минуту готовы ему под крылышко перебежать. И потому ни к чему было распространять раньше времени слухи, что к встрече данов бодричи уже начали готовиться с неменьшим рвением, чем всю зиму готовились к встрече франков.
* * *
Гонец, и не простой, а со значком сотника на яловце шлема, вошел не один. Привез с собой косолапого испуганного мужичка, совсем деревенского и на первый взгляд не слишком умного вида, из тех, что приезжие греческие купцы называют «поганос»
[83]
. Но Годослав понимал эту породу людей хорошо и сразу прочитал в прищуренных глазах мужичка удачливо скрываемую природную хитрость. Вообще, как знал князь, в народе это достаточно часто встречается, когда человек под неуклюжим видом и под наивными вопросами и ответами скрывает недюжий ум. Своего рода способ самозащиты.
– Кто таков? – спросил у сотника, но посмотрел на его спутника, чтобы понятно было, о ком спрашивает.
– Это, княже, смотритель с той самой плотины. Он все приготовил, что мы силой его заставили приготовить, но сам боится. Вези, говорит, меня к князю. Сам князь прикажет, я все и сделаю. И даже больше, говорит, сделаю, только сам князь пусть велит…
– Не поверил вам… Ну, и молодец!
Годослав рукой-кувалдой так хлопнул мужичка по плечу, что тот присел, как под ударом кувалды настоящей, но испытал от добродушного княжеского прикосновения небывалое счастье, что сейчас же отразилось в его лице. И тут же захотел послужить лучше, чем это предвиделось воям Дражко.
– Я вот что, княже, сказать хочу…
– Что ты хочешь сказать?
Мужичок прокашлялся в кулак, достаточно крупный и сильный для его тщедушного тела.
– Даны-то ведь могут и двумя дорогами двинуть. Обе, конечно, понизу… Поверху, через камни и через лес колонной да с конниками не пройти. На камнях и в одиночку ноги переломаешь, а в лесу засеки
[84]
– от предков оставлены и нами добавлены.
– Я знаю и вторую дорогу. Но на второй дороге мы выставим свой охранный полк. Там места узкие, большому войску развернуться негде. Там и постараемся остановить. Ты в этом деле нам не помощник.
– Как сказать… – Мужичок вдруг стал похож лицом на остроносую линяющую лису. Это оттого, что все его лицо заискрилось хитростью. – Как сказать… И с какой стороны на это дело посмотреть…
– Придумал что-то? – оживился и Годослав. – Расскажи-ка нам, неумным…
– Это еще на моей памяти было… Мальчишкой тогда за отцом бегал, а отец мой тож смотрителем плотинным ходил. Тогда прорвало насыпь. Ее уж долго размывало… День ото дня беды ждали… Там снизу, в основании, камней и глины маловато было, больше земли. Плотина все подтекала, все грозилась бедой… А потом под осень дожди зачастили, и размыли… И чтоб воду-то поворотить в сторону, на новой-то дороге, перед развилкой, пять возов камня держали. Как совсем прорвало, упоры только под возами выбили и высыпали. И на старую дорогу поворотили…
Годослав от таких известий даже перед столом забегал:
– Ай, хорошо придумал! Ай да молодец!
– Не я это, княже, придумал… Миром так придумали и миром сделали, когда беда общая подступила… И сейчас миром вспомнили…
– Пусть и миром! Все равно, молодец, что вспомнил и приехал!
Годослав самолично налил плотинному смотрителю целый кубок фряжского вина. Смотритель выпил, протер ладошкой бороду.
– А кубок себе оставь. За то, что память хорошая. И с миром всегда советуйся. Сейчас тоже беда для всего нашего мира идет. Куда большая беда, чем раньше. Миром и бороться с ней будем. Свентовит не выдаст!..
– Благодарствую. – Мужичок сразу же ловким деловитым движением спрятал дорогой кубок под полу простенькой поддевки. – Будем бороться, княже, всем миром и будем… Нам под данами ходить не с руки, когда свой князь есть. Будь, свет Годослав, за нас спокоен, не предадим… Ты, главное, Веру нашу обереги. А Род и Свентовит нам завсегда в помощь…
И он поясно поклонился князю.
Во второй раз сегодня князя Годослава просили оберечь Веру.
Плотинный смотритель вышел.
– Что еще? – поинтересовался Годослав у сотника.
– От свентанской дороги даны войска увели. Сообразили, что там их ждут. Должно, разведчики ихние заметили приход подкрепления. Сейчас у западной дороги стоят. Понемногу новые отряды подтягиваются. Около трех тысяч человек собрали. Мы туда ночью погуливаем, посматриваем. Пятерых вчера в гости к себе пригласили. Побеседовать. Рассказали они, что должно собраться около восьми тысяч солдат и две тысячи викингов, которых Готфрид нанял. Думаем, дней пять-семь им надо, чтобы собраться со всеми силами.
– Кто у нас там командует?
– Лавр.
– Старший или младший?
– Младший, воевода, которого еще Полканом зовут. За то, что с коня не слазит. Безножный. Старший присылал к сыну человека, порасспросить про дела. Полкан этого человека велел хмельным медом беспрестанно поить. Второй день уже поят, чтоб не поднялся. Не доверяет Полкан отцу. Я думаю, так правильно…
Полкан, Лавр и сын боярина Лавра, будучи еще почти мальчиком и простым воем, на глазах у Годослава, тогда еще тоже не князя, а только княжича, получил восемь лет назад в битве с саксами ранение стрелой в позвоночник. С тех пор у юноши ноги отказали. И он приказал сделать себе специальное седло, в котором мог держаться и управлять лошадью без помощи ног. Начал учиться биться так. Научился! И не просто смог принять участие во многих сражениях, но стал еще и воеводой, несмотря на возраст. Князь-воевода Дражко покровительствует молодому Лавру, уважая его волю, ум, отчаянную храбрость и страшной силы мечевой удар. Годослав Полкана тоже уважает. Другой бы на месте боярского сына сиднем на лавке оставшиеся годы провел. Этот не хочет. Этот боец в душе. Но что самое главное – он не только врага победить стремится, он постоянно побеждает самого себя. А это гораздо труднее и вызывает уважение. Дружина у Полкана подобралась добрая. За своего воеводу зубами врагу в глотку вцепятся. Волкодавы! Не зря у самого Полкана на груди, поверх кольчуги, голова волка висит. В зимнем походе по селениям лютичей Полкан получил в эту голову две стрелы. Как специально кто целился. Оскаленная пасть, видимо, пугала стрельцов. Сам воевода невредим остался.
