– Наигрался?
Я вздрогнул, и пелена удивления спала.
Да, Гудини отдыхает. Такой фокус ему не по силам.
Надел наручи, и перстень бесшумно слился с пластиной, прикрывающей фаланги правой руки. Черная, хорошо выделанная кожа вкусно хрустнула, сжимаясь в кулаке. Свернул спальник и коврик, в рюкзак уложил оставшиеся пожитки и найденные монеты и столкнулся с проблемой – вещи не влезали.
Пришлось отстегнуть плащ и сверток с 5МР-40. Немного повозившись, распределил полезный груз.
К рюкзаку примотал коврик со спальником, немного дров, 5МР-40 и рыцарский шлем, обернутый, чтобы не блестел на солнце, тряпкой. На поясе закрепил немецкий подсумок, с трудом запихнув три магазина для АКМ, оставшиеся четыре уложил под клапаном рюкзака. В случае чего можно без труда достать. Как встретит мир – оставалось загадкой. Надел кожаный плащ. Резная рукоять вызывающе торчала из-под ворота.
Не удержавшись, я, молниеносно вытащив меч, провел пару связок ударов.
Да, тренировки с тельхинами даром не прошли.
Лезвие, рассекая воздух, пело в руках. Свет костра играл на матовой поверхности. Приятная уверенная тяжесть отличного оружия вселяла гордость. Еще раз убедился в мастерстве оружейника и, вернув меч в ножны, взял руки автомат и рюкзак. Скрипя подошвами рыцарских сапог и освещая путь фонариком, спустился по склону и оставил вещи у сиротливого ручейка, серебряной струйкой убегающего в камни. Не теряя времени, наполнил найденную флягу свежей прозрачной водой и засунул в клапан рюкзака. Оставив вещи, вернулся к погребальному кургану.
В свете умирающего костра сидел Адольф, уставившись желтыми искорками глаз на сооруженную нами белеющую костями братскую могилу. О чем думал вампал, оставалось загадкой. Я подошел поближе, посмотрел на останки, отдавая дань усопшим. Взял из затухающего костра горящую головню. Освещая путь играющими на дереве искорками, осторожно пронес и положил ее в основание погребального сооружения.
Заморгали красные глазки угольков, выпустив белое облачко дыма. Язычки пламени, пробуждаясь от сна, лениво полизывали сухие ветки. Походная фляжка с ценным продуктом оттягивала карман плаща. Железо плоского сосуда, скрипнув о пластины лат, легло в руку. Крышка, погремев цепочкой, повисла, ударившись о фляжку. По старому солдатскому обычаю плеснул немного спирта на кости, помолчал минуту, сказал:
– Покойтесь с миром, – и отхлебнул обжигающего горло напитка.
Костер вспыхнул, пламя взлетело столбом, достав свисающие с потолка сталактиты. Испуганные тени шарахнулись в стороны. Белый дым разрастающейся тучей заволакивал потолок пещеры. Жар огня ударил по глазам.
– Ну что, пошли!
– Пошли, – вздохнул Адольф, щурясь от яркого пламени.
Разговаривать не хотелось. Неизвестность пугала. Шурша камнями, спустились к оставленным вещам. Надев рюкзак и повесив на шею автомат, я бодрой походкой направился в конец пещеры.
Погребальный костер превосходно осветил огромный каменный зал, усеянный развалинами старинных построек. Хвостатый следовал рядом, проворно перепрыгивая через препятствия. Сполохи огромного пламени выхватывали из тьмы небольшой темный коридор, черной дырой выделяющийся на каменной стене, и, включив спасительный фонарь, мы смело направились внутрь.
Долго продвигались по узким проходам, лучом разгоняя прятавшуюся в каменных уступах тьму. Торжественно безмолвствовать надоело, и сам собой завязался разговор о теперешнем положении.
Выяснилось – не все потеряно, вернуться можно. Нужно найти еще одну дверь с временным коридором. Этот вход разрушен.
Адольф долго просвещал – в каждом из бесконечного множества миров есть двери и проходы, с непонятными целями сделанные высшими существами. Нужно найти в новом мире коридор, созданный Альфа.
Познавательную беседу прервал слабый лучик света, предсказывающий конец туннельного странствия. Осторожно, не создавая шума, мы подходили к выходу, за которым притаилась неизвестность.
Лаз оказался узковатым. Сначала пролез Адольф, потом я протолкнул рюкзак и со скрипом пролез сам.
Долгожданное свободное пространство встретило распростертыми объятиями пахнущего весной свежего воздуха. Яркое солнце, закатываясь за горизонт, прощальными лучами обнимало, играя в зазеленевшем кустарнике, небольшую каменистую платформу. От волнения сев, я смотрел на покрасневший в закате прекрасный пейзаж.
Здесь начиналась весна.
Местами лежит чернеющий, умирающий снег. Молодые, ядовито-зеленые лепестки изумрудами украшали кустарник, скрывающий выход от посторонних глаз.
Хорошо вдохнуть полной грудью пьянящий кровь воздух весны!
Томившие проблемы сгладились, уступая место переполняющему чувству свободы, густо поперченному терпким вкусом неизвестности. Легкий ветерок играл рыжей шерстью моего спутника, немигающим желтым взглядом смотревшего на открывающий объятия мир.
Империя Карла Великого
Северная обитель пастырей
15, тетарти Нисана 334 года от прихода Основателя
Послушник летописца Большой Книги Времен Алфений
Лист первый (обратная сторона)
Написанный лист первый – отдал отцу летописцу Фабию на проверку. Прочтя труд мой, отец Фабий пришел в праведный гнев и со всей смиренностью принялся поучать меня своим посохом, дабы впредь не марал дорогих листов глупыми измышлениями. Выбив всю пыль из моего рубища и устав от трудов, смиренный отец отправил меня на семь дней исправления, нести повинность во владениях отца эконома. Поблагодарив Основателя за то, что не дал отцу летописцу силу рук долго опускать посох мне на спину, подобрав истоптанный в праведном гневе пергамент, почесывая ушибы, направил стопы свои в поварские владения отца эконома.
Представ пред очи отца эконома Бонифатия, я повинился в делах своих, возвестив праведного отца о прибытии на путь исправления. Отец Бонифатий, возблагодарив Основателя за посланную для исправления душу, широкой дланью отвесил мне подзатыльник и, вручив ведро, отправил к обительскому колодцу носить воду. Пока голова звенела от затрещины, мысль о злополучной комете, принесшей столько бед, не выбитая праведными наказаниями, не покидала меня.
Поднеся очередное ведро к поварской, услыхал громкий бас отца Бонифатия, благодарившего Основателя за ниспослание очередной души на путь исправления, и последовавший за этим шлепок праведной затрещины. Обладатель звонкой головы оказался послушником жестоко умерщвленного кометой отца астронома. Пока, смиренно исправляясь, мы таскали воду, послушник Онисим поведал мне о новой жертве беспощадной кометы.
Получив указания от отца настоятеля, послушники отца астронома целый день таскали тяжелые книги старшим братьям, которые искали в них объяснение сему небесному знаку. Онисиму выпала честь подносить труды лично святейшему отцу настоятелю, среди них был и том из свиной кожи, под названием «Пророчества полоумного отца Ионы». Сей отец, не получив ни одного пергамента от тогдашнего отца настоятеля, записал свои откровения на собственноручно выделанных свиных кожах. Посему том сей весил достаточно, чтоб разжать ослабевшие персты послушника Онисима и окованным углом приложиться к большому пальцу ноги праведного отца. Палец незамедлительно почернел, сбросив ноготь и указав на то, что объяснение трезубому небесному чуду отыщется в трудах полоумного отца Ионы.
