вырезанной из рубища), продолжение
Неустанно благодарю Основателя за постепенное возвращение сил. Тело крепчает, но зрение еще подводит меня. Темная повязка продолжает скрывать очи, слезящиеся от режущего света, но это неважно, ибо прозрел я знанием, и пусть лучше останусь незрячим, чем стану слепо верующим. Накануне, опосля короткого продвижения вдоль Текущего Провидения подальше от обители я так окреп, что обратил внимание на болезненное тело мое, иссушенное и изъеденное заточением. Набравшись сил и выбрав отмель, скинув ветхое рубище, зашел и лег я в Текущее Провидение омыть чресла. Холод воды коснулся многочисленных язв, отозвавшихся нестерпимой болью. Темная кожа разбухала, отваливаясь струпьями, и слезы бессилия текли по щекам моим, ибо не было сил потереть чресла пучком травы.
И явил Основатель чудо.
Приплыли рыбы, маленькие и большие, и принялись щипать раны мои, очищая. И лежал я в Текущем Провидении, благоговейно взирая на созданий ЕГО, моля и вознося хвалу Основателю. Бессилие и сон затуманили разум, и, проснувшись, увидел я – рыбы почистили тело и язвы мои. Возблагодарив Основателя, покинул Текущее Провидение, принявшись за труд, с содроганием вспоминая тьму и холод заточения.
Терзания души и разума заглушили голод, и, вслушиваясь в стенания несчастных жертв, я пытался понять смысл пятого изречения Основателя, гласившего: «Идущего цель есть вера, верующего цель есть путь». Мой разум метался, ища смысл, а находил лишь ПРАВДУ. В алтарной комнате слышал я шум ветра, дыхание архипастыря и скрип пера по пергаменту, хлопанье крыльев и скрежет когтей. И научился я различать звуки и отсеял ложь от ПРАВДЫ. Не проникало солнце в келью, но четко различал я день и ночь по звукам, и горькую ПРАВДУ, выбивающую слезы. Архипастырь днем отправлял голубей, а ночью воронов, и знал об этом отец настоятель, ибо слышал я речи его крамольные и дыхание. Страх и ненависть сжигала их души, и искали они в миру ПРИШЕДШЕГО на хвосте кометы.
ПРАВДА душила – ересь проникла в ряды братии, ведь отныне верил я слуху и разуму своему. Сидя во тьме, я стал невольным свидетелем, познавшим истинное лицо прогнившей веры, ибо слышал я. В бессилии и обреченности, окутанный каменными стенами, стал невольным свидетелем творившегося зла, которое до сих пор не поддается осмыслению, ибо непостижимо и ужасно. И хуже познания безысходности и обреченности терзало разум пятое изречение Основателя, висевшее огненными буквами перед глазами, и не находил я смысл, впадая в пронзенное сыростью небытие. Просыпаясь от холодных судорог, болью пронзавших тело мое, я направлял разум на познание изречения, укрепляя веру, ибо не мог Основатель допустить безнаказанности.
Голодные мысли грызли железную скорлупу слов, пытаясь добраться до сути, ибо душой чувствовал я – в ней спасение мое от слепцов, наполнивших обитель. Познанными истинами вооружив веру свою, переставив местами слова, постиг я смысл, и разверзлись глубины, и понял я ПРАВДУ – слепцы извратили изречение, спрятав смысл великих слов, ибо гласило оно: «ВЕРА – есть цель идущего, ПУТЬ – есть цель верующего». Познание сего глубоко затронуло душу, и увидел я ПУТЬ мой, ибо веры достиг я. Путь мой нелегкий – выбраться и донести до душ заблудших и запутанных истинный свет ПРАВДЫ и веры.
Вооружив разум слухом, я искал во тьме и сырости избавление, слыша лишь стенания жертв невинных и творящиеся в алтарной комнате злодеяния непостижимые. И слышал ритуал страшный, проводимый голосом архипастыря, и скрежет когтей демонских, и удар грома, и крик дикий с предсмертными воплями. Возрадовался я, и вера моя укрепилась, ибо Основатель поразил архипастыря. Слышал я отходные песнопения и треск костра погребального. Стенания жертв невинных терзали меня, но больше терзала слепота их, ибо не познали они мудрость Основателя, уповая на милость слепцов. Тьма и голод истязали тело мое, и ежедневный сухарь и плошка воды поддерживали жизнь. Но не боялся я смерти, боялся не донести познанное, и светлая мечта о прозрении слепцов согревала душу. И научился я различать кашель и хрип предсмертный, и познал я звук смерти, опосля которого отец храмовник выпускал несчастных последний раз увидеть свет дневной, и выбрал я тяжелый путь избавления. Пронзенный холодом и тьмой, познавший тайну пяти изречений Основателя, копировал я звук смерти, обманув врагов, но, покинув келью, испугался я, ибо слишком ослаб телом.
Сейчас же, когда отошел от обители и ощущаю возвращение сил, душа моя пылает от ПРАВДЫ, а разум терзается, пытаясь понять смысл шестого изречения Основателя, ибо не знаю, куда дальше направить стопы мои и как донести сокровенное знание до душ людских. Спутник в изгнании рыжий кот сопровождает и кормит меня, и, прячась от хищников, мы ночь проводим на деревьях.
Основатель, помоги мне и просвети, страшная ПРАВДА грызет душу мою опечаленную, и не могу я написать ее, ибо боюсь доверить полотну рубища, заменившему пергамент. Знаю, будут искать меня, вот и иду вдоль Текущего Провидения по тропам звериным, вдали от людского жилья.
Преисполненный надежды Алфений.
32
Проснулся в одиночестве – ночные нимфы исчезли, оставив нежный запах весенних цветов. Легкий сумрак пронзали редкие солнечные лучи. В ногах лежал вампал и делал вид, что крепко спит.
– Ну и когда это прекратится? – буркнул Адольф.
– Что именно? – переспросил я.
– Когда ты остановишься? Может, хватит заниматься гаремом, пора и делам время уделить?
– Так ты об этом… – Я невольно вернулся мыслями к событиям минувшей ночи.
– Как можно об этом еще и думать? – фыркнул рыжий.
– Ладно, не приставай. Могу я хоть немного отвлечься от проблем? – примирительно сказал я, потрепав вампала за ухом. – Иногда надо испытать поистине хорошее, а не всякую гадость, которую приходится терпеть почти каждый день.
– Вставай. Давно за полдень… – Зверь потянулся и вышел из шатра.
Проспал до обеда!
«А что такого страшного? Сегодня мы отдыхаем, так что лорд имеет полное право поспать», – успокоил я себя, вставая с мягких шкур.
Немного повозившись с одеванием, блестя доспехами и позвякивая шпорами, явил себя миру. Солнце сиротливо проглядывало сквозь тяжелые дождевые тучи. Мелкие птички хаотично носились за насекомыми, оглашая округу звонким чириканьем. Часовой возле шатра в приветствии вскинул правую руку к шлему. Опешив, я уставился на девчонку неверящими глазами, чем явно смутил ее.
– Ваша светлость, я правильно сделала? – спросила Гета.
– Да, правильно. Кто научил?
– Вы. – Она неуверенно опустила руку, и ее пухленькие щечки побелели.
Ох!.. Вчера же, когда пьяный и голый вышел на улицу, пожурил часового, почему не приветствует командира, и объяснил, как это делается!!! О стыд…
– Правильно, молодец! – похвалил, спешно удаляясь от шатра, пока лицо не залила краска и я не загнал себя в более неловкое положение.
Однако ускользнуть к ручью не удалось – навстречу мне шла Эльза.
