Я фыркнул:
— А этот союз нам нужен?
— Если только так, — ответил Альбрехт, — на всякий случай. Но король полагает, что целью всей нашей жизни было захватить Сакрант и вторгнуться в Генгаузгуз.
— Разубеждать особенно не стоит, — посоветовал я. — Просто пусть помнит о соотношении сил. Где сейчас Мунтвиг, никто не знает. У него оставались еще некоторые земли, где можно наскрести народу на две-три армии, но после захвата Генгаузгуза многие союзники наверняка вспомнили насчет шкуры неубитого медведя.
— Ядро останется, — предостерег он.
— Конечно, — согласился я, — фанатики не отступятся. К счастью, апостольская церковь наименее фанатичная из всех церквей. Не знаю даже, чем Мунтвиг сумел их зажечь.
— Думаете, они сейчас в сомнении?
— Кто уже не отступился от Мунтвига, — ответил я, — тот сейчас проверяет каждое его слово. А это значит, монолит растрескался. Будем надеяться, развалится сам. Сомнение в истинности веры — уже поражение.
— А не развалится, — сказал он бодро, — ударим молотом! Или тараном. Иначе зачем вы так старательно и, надо признать, умело создавали армию?.. Кстати, ваше высочество, у меня появилось серьезное подозрение насчет Аскланделлы…
— Давайте, граф, — сказал я с живостью. — Насчет Аскланделлы приму любые подозрения.
— У меня зародилась мысль, — сказал он почти шепотом, — нет, догадка, почему именно принцесса так настаивает, чтобы вы приняли королевскую корону!
— Ну-ну?
Он огляделся по сторонам, подбежал к двери, приложил ухо и послушал там так долго, что я едва не швырнул в него креслом, наконец вернулся и сообщил:
— Ваше высочество… она просто не хочет выходить замуж за принца! Пусть даже коронного!
Я поперхнулся, готовый выслушивать любые обвинения в кровавом заговоре с целью захвата власти и умерщвления всех несогласных, повернулся к нему, медленно наливаясь белой яростью.
— Что-о?
Он отпрыгнул в испуге.
— Полагаю, ваше высочество, она права. Это будет ущемлением ее достоинства. Она не просто дочь короля, она дочь императора!.. Настоящего, потомственного, у которого и отец был императором, и дед, и прадед…
Я прошипел люто:
— И что вы предлагаете, сэр…
Он отступил поспешно, выставил перед собой ладони.
— Ваше высочество!.. Это не только мое мнение. Это же в общих интересах. Вы сами как-то милостиво и мудро брякнули, что личная жизнь государя принадлежит не ему, а всему королевству.
Я стиснул кулаки, но Альбрехт смотрит с таким видом, словно я и в самом деле мудрый. Я выдохнул весь жар или хотя бы половину, сказал медленно, пусть и сквозь зубы:
— Все верно, граф. Моя жизнь, мои мечты, мои усилия принадлежат… нет, не королевству, это же мелочи, теперь видим!., а тому прекрасному, что строим в этом грешном и лживом мире. Но как строить, определяют не те, кто руководствуется древними традициями и старыми нормами… Новому миру — новые правила!
Он неохотно кивнул.
— Ваше высочество… я все понял.
— Идите, — разрешил я и добавил милостиво: — И не грешите.
По-моему, эти слова я где-то слышал или кто-то их говорил, но это неважно, все хорошие слова и поступки — мои, а нехорошие — моих противников.
Глава 10
Клемент ввалился медленный и величавый, как слон, он ускоряется лишь в битвах, да еще в походах быстр, а на отдыхе всегда царственно ленив и важен.
— Север, — сказал он и звучно зевнул, — мне раньше казалось, чем дальше на север, тем нравы чище…
Я спросил с интересом:
— А что изменило взгляды?
— Привычные интриги, — ответил он и, подавив новый зевок, сказал равнодушно: — Уже от двоих было осторожное прощупывание нашего отношения к своему лорду. Дескать, не слишком ли он много захватывает власти в свои загребущие…
— Так и сказали?
— Нет, — пояснил он, — загребущие, это я от себя, мы же все знаем, у кого они самые загребистые! Он сказал чуть иначе, но суть в том, что все просвещенные и мудрые государи всегда советуются с лордами. Более того, даже ведомы ими, ибо две головы всегда лучше одной, а три так и вообще…
Я поинтересовался без особого интереса:
— А кто начал этот разговор?
Он пожал плечами.
— Не то граф Тенген, не то барон Руппин. Разница между ними была меньше часа. Думаю, они не сговаривались. Просто это самое простое в придворной интриге… Какие-то меры примете?
— Никаких, — ответил я. — Интриги… это всего лишь разговоры.
— Опасные.
— Смотря в каких условиях.
Он посмотрел очень внимательно поверх фужера с вином.
— А что у нас за особые?
— Еще не знаю, — ответил я, — просто чувствую, мы свое дело выполнили. А в этих условиях вообще-то правильные попытки местных интриганов вбить клин между мною и моими соратниками… бесполезны. Мы уйдем отсюда раньше.
В дверь заглянул Зигфрид.
— К вам посол. Тот самый.
Я кивнул.
— Впусти.
Альбрехт ухватил Клемента за руку и потащил за собой.
— Пойдемте, герцог, я покажу вам некоторые новые экономические модели, вам понравится…
Дональд Дарси вошел быстро, поклонился.
— Сэр Дональд, — сказал я.
— Ваше высочество…
— Надеюсь, — сказал я, — общение с ее высочеством Аскланделлой прошло успешно?
— Благодарю вас, ваше высочество.
— Сэр Дональд, — сказал я внезапно, — а много у императора таких, как вы?
— Ваше высочество?
— Вы прекрасно поняли, — укорил я. — Империя Вильгельма, как я уже знаю от его дочери, находится в достаточной изоляции. Ни туда не ввести войска, ни оттуда нельзя двинуться победным маршем. Остается только развивать вот такой способ перемещения… Вы не станете утверждать, что вы один-единственный?
Он помолчал, глядя мне в глаза, я видел, как подбирает ответ, а когда заговорил, голос звучал уверенно и с надлежащей долей искренности:
— Ваше высочество, подобные перемещения требуют не только огромных затрат, но и крепчайшего здоровья… а также полного доверия его императорского величества.
— Об этом догадываюсь, — сказал я.
— Последнее особенно важно, — сказал он. — А доверяем обычно легко, если дело касается мелочей. Даже когда говорим, что доверяем жизнь… но что наша жизнь, разве большая ценность?.. Интересы империи во сто крат важнее, а таким доверием император не разбрасывается…
