Он посмотрел на соратников, те начали приподниматься с мест, сказал угрюмо:
— Раз тебя не звали, то давай проваливай.
— Это грубо, — ответил я. — И как бы не совсем хорошо. Вы ведь христиане?
Он прорычал свирепо:
— Напрашиваешься?
— А что плохого быть христианином? — спросил я.
— Напрашиваешься, — сказал он уверенно и начал подниматься, сверля меня ненавидящим взглядом.
Делал он это настолько демонстративно, что я почти и не смотрел на него, ожидая прыжка справа и слева. Но там даже не бросились, а двинулись на меня, как только-только научившиеся ходить двуногие шимпанзе.
Всем троим хватило по тычку, разлетелись в стороны, сползли по стенкам пещеры. Один стонал и пытался подняться на дрожащих руках, второй прикинулся мертвым.
Я взглянул в упор на их старшего.
— А тебя я просто убью.
Он выставил перед собой ладони, сказал успокаивающе:
— Погоди!.. Ты такой же, как и мы, только сильнее. Ты явился один, прямо в бурю, а мы пришли еще до нее. Мы признаем тебя…
Я сказал саркастически:
— Ах, как для меня это важно.
— Не слишком, — согласился он, — но сейчас ни одна пара рук не бывает лишней.
— Согласен, — сказал я, — но держитесь тихо. Если что заподозрю…
Он покачал головой.
— Мы не убийцы, господин. Мы искатели сокровищ. В морду дать — одно, убить — другое…
Он настороженно смотрел, как я сел у огня. Остальные трое лежали без движения, пока я грел руки у огня, Бобик тоже подошел ближе и лег, следя за ними страшными багровыми глазами.
— И что, — сказал я, — это за гора? Рассказывайте с самого начала. И все, что знаете. Я прибыл издалека, про эту гору услышал сегодня.
Вожак сказал после некоторого колебания:
— Вы герой, сэр. Никто в здравом уме не попрет через такую бурю. Это мои друзья: Джек, Ганс и Фриц, а я барон Одвин Штайнфурт… да-да, вижу ваше недоверие, но что делать, судьба обошлась со мной жестоко. Я потерял все, кроме чести, да и та стала немножко… пыльной. Про эту гору есть еще в древних легендах…
Его друзья слушали внимательно, я поглядывал на них и барона, почти такого же бродягу, как и они, но правильная речь и некоторые повадки, что так и не выветрились, все еще выдают благородное происхождение, хотя в конце концов и он станет неотличим от тысяч других бродяг.
Ничего нового он и не сказал, хотя слов было много, но все лишь пересказы более древних, а также множества баек насчет невиданных кладов и чудодейственных амулетов.
Я прислушался к буре, Бобик тут же поднял голову, дескать, пойдем дальше?
— Дальше можно только поверху? — сказал я.
— Поверху безопаснее, — сказал барон в лохмотьях, — но сейчас ветер сорвет, как лист с дерева, и забросит в соседнее королевство.
— В соседнее мне пока рано, — сказал я. — А что за щель вот там дальше?
Он оглянулся, вздохнул.
— Кто знает…
Я поднялся.
— Как хотите, а я посмотрю. Бобик, пойдешь?
Бобик вскочил и было сунулся в ту сторону. Я прикрикнул, он послушно остановился. В противоположной стене довольно просторная щель, не туннель, а именно щель, ибо земля от старости разбухает, в ней образовываются каверны и пещеры все крупнее и крупнее, иногда тянутся не на мили, а на сотни миль, и знаменитая Мамонтова пещера, длина которой пятьсот миль, далеко не самая огромная…
Я подумал, что и эта гора похожа на гнилые внутренности исполинского дерева: дупла и каверны переходят из одного в другое, только здесь камень, но тоже какой-то трухлявый, хотя как может камень быть трухлявым, однако впечатление именно такое. Впрочем, если есть старение металлов, то должно быть и старение камня.
Я шел достаточно быстро, запустив впереди крохотный шарик света. В полной тьме не видят даже совы, мне тоже требуется свет, хотя бы ничтожную капельку, которую другие и не заметят, либо надо переходить на тепловое зрение, в котором точно так же буду натыкаться на стены, потому что в эхолокации все некогда поупражняться, а само собой ничего не приходит…
Далеко за спиной послышались крики, потом топот ног. Бобик оглянулся и зарычал.
— Сэр! — донесся крик. — Мы с вами!
Второй голос добавил льстиво:
— Если вы рискуете, то нам и сам бог велел!
— Мы с вами, — подтвердили остальные двое в один голос.
Впереди камни стали другими, с резкими сколами, угольно-черными, и не блестят, что несколько непривычно.
Стена, глухая и монолитная, полностью перекрывшая дорогу, чего, как я понимаю, быть просто не может. Я шагнул было прямо, вдруг да иллюзия, но больно ударился, зашипел от стыда и злости на себя, сосредоточился и попытался войти в камень.
Давно не упражнялся, однако получилось удивительно легко, словно шагнул в плотный вязкий туман. Во все стороны ударил яркий свет, или это в моей голове, потому что ничего, кроме слепящего света.
В лицо пахнуло жарким воздухом, свет исчез, я ощутил, как выдвигаюсь из стены, раскрыл глаза шире, оказавшись в огромной пещере, заполненной удивительно круглыми камнями в высоту человеческого роста.
Обернувшись, пошарил по стене, пальцы натыкались на выступы, явно вырезанные не ветром и водами, наконец один вроде бы подался, я нажал сильнее.
Стена недовольно загрохотала, разломилась надвое и пошла в стороны. Бобик радостно ринулся ко мне, а барон Штайнфурт и его люди все еще стоят на прежнем месте с обалдело-потерянным видом и опущенными руками.
— Вас приглашать с поклоном? — спросил я. — Давайте быстрее!
Одно время щель подозрительно напоминала хорошо отесанный туннель, я удвоил осторожность, но Ганс, выказывая отвагу, беспечно сунулся вперед, выставив перед собой короткий меч, похожий на оружие римских легионеров.
— Барон, — сказал недовольно, — скажите своему, чтобы не геройствовал… Пусть берет пример с моей собаки.
Барон раскрыл рот для грозного оклика, а под ногами Ганса разом исчезла ровно вырезанная плита. Он ухнул вниз, даже не успев понять, что стряслось, мышление у этих существ замедленное, и только из глубины донесся слабый вопль.
— Все, — сказал я, — отбегался. А вы идите за мной, как волки!..
Дважды повторять не пришлось, в самом деле пошли след в след, устрашенные настолько, что чихни я сейчас, хотя бы у одного будет разрыв сердца.
Дальше пол засыпан крупными чешуйками деревьев, словно много лет роняли их здесь, но по сторонам только отвесные стены с острыми выступами, иногда с наплывами, словно их нещадно плавил неистовый жар, но рядом острые грани свежих кристаллов, рожденных совсем недавно…
