Четыре серых безволосых башки сдвинулись, словно их обладатели о чём-то шептались. А потом створки чёрного железа бесшумно разошлись.
(Комментарий Хедина: в своё время мне пришлось изрядно повозиться с посмертием тех, кто согласился быть принесёнными в жертву Болотным Видящим; по большей части безнадёжно больных и умиравших людей. Тогдашний я колебался куда меньше, цель не оправдывала средства, но скорее зависела от имевшихся средств. Тогда мне пришлось обмануть Яргохора, Водителя Мёртвых, спасая доверившихся мне от ужасов Нифльхеля…
Мрачный бог, свершивший жуткие злодеяния в Первый День Гнева, от которых реки действительно текли кровью, изгнанный за это из Обетованного и поставленный водить караваны мёртвых по Тёмному пути, на самом деле давно тяготился ненавистной участью. Когда-то, писалось в трактатах, он мученически лишал жизни всякого, кто оказывался у него на дороге; потом ярость сменилась глухой апатией. Мне тогда пришлось создавать фантомы, «призрачные призраки», замаскированные под души ушедших в небытие; а души настоящие, потратив уйму сил и жертвенных животных, провести тайными тропами Упорядоченного в такой мир, где на самом деле имелось нечто вроде «рая», о котором рассказывают поклоняющиеся Спасителю. До сих пор с трудом верится, что уловка удалась, но — Яргохор тогда, похоже, относился к своему делу без особого рвения.)
Нифльхель. Многие множества попадают туда, а вот обратно возвращаются считаные единицы. За вратами чёрного железа — бесконечные залы, залитые ровным серым светом. Невесть, откуда он берётся — Солнце ведь сюда не проникает. Унылые гряды невысоких холмов катятся от края и до края, сколько может окинуть глаз. Кое-где высятся купы смертных древ, низких, развесистых, ветки напоминают жадно протянувшиеся руки. Отец Богов не сомневался, что при нужде эти руки окажутся очень даже цепкими.
В стране Хель струятся неглубокие ручейки, из них мёртвые утоляют жажду. Или её видимость. Слейпнира они по-прежнему не видели, а Старый Хрофт старался не смотреть на бесчисленные легионы душ, навеки замкнутые в подземной темнице. Безрадостно их бытие, но таков закон. Быть может, после Рагнаради…
Так или иначе, он гнал своего восьминогого жеребца всё дальше и дальше, чутьём находя верный путь — туда, где высился исполинский трон великанши Хель.
Никто не преградил ему путь, серая стража вся куда-то исчезла. Лишь множество серых призраков, бродящих с места на место. Правда, и тут находились сильные духом — Отец Богов видел могучего и после смерти старика с белой бородой до пояса, к нему льнуло несколько призраков-ребятишек. И, проносясь мимо, Старый Хрофт уловил краем уха:
— Ничего, ребятки, хуже-то уж точно не станет. А я вам пока вот что расскажу, такую сказку. Отправился как-то раз могучий ас Тор, сын Одина, в Ётунхейм…
Ребятишки замерли, по привычке ещё живых раскрыв рты, и уставились на старика.
Отец Дружин ощутил, как горят щёки. Нет, он ничего не может сделать, сильному — жить, слабому — нет, а иначе не останется ни слабых, ни сильных, но… Почему так, почему, почему так?!
(Комментарий Хедина: ничто человеческое никогда не было чуждо Старому Хрофту. Я помню его воспитанниц, когда он, покинув на время Восточный Хьёрвард, переселился в Северный. Уж не эти ли воспоминания подталкивали его?)
Многое видел он, пока скакал через серые пределы Нифльхеля. Видел самые разные души, слышал обрывки самых разных историй. Видел обречённо бродящих одиночек — и, напротив, сбившиеся вместе большие кланы.
Две старых женщины протягивают друг к другу бесплотные руки, на бледных губах — подобие улыбки.
— Бабушка!
— Вот и ты, внученька. Что ж, вижу, вижу, славно прожила. Правнуков я сама помню, а потом-то?
— А что ж потом-то, бабушка? Сама правнуков дождалась, старшую правнучку замуж отдала — да и сюда, к тебе. Скучала по тебе, бабушка. Ох… говорю с тобой, словно… словно вчера расстались… Мы ж в Хель, мы ж…
— Не бойся, внученька. Тут так оно и есть, говорим, словно вчера расстались. Тут только так и говорят. Ну, рассказывай, рассказывай, что там после меня-то приключилось, да ничего не упускай!..
Скорее, Слейпнир, скорее! Лучше биться с гримтурсенами, лучше висеть, пронзённым собственным копьём, чем слушать этот негромкий полушёпот, разговоры тех, кто «недостоин Валгаллы».
…Но вот остались позади серые холмы, а впереди вдруг сгустился самый настоящий подземный лес. Из него струится поток, по берегам поросший густым мхом. Слабо и почти неразличимо, но проявляются краски. Чуть-чуть зелёного, чуть-чуть коричневого, едва заметно, робко. Подземное царство — не место для них, но они всё-таки есть, словно тщась подать заключённым здесь надежду, сколь угодно слабую и отдалённую, но надежду.
Из леса навстречу Одину появилась женщина, в тёмных одеждах до самой земли. Великанского роста, лицо ало, словно сырое мясо, а ниже губ — синюшно-зеленовато, словно охваченное гниением.
— Приветствую тебя, Хель, — Старый Хрофт сошёл с седла.
Ничего не ответила владычица царства мёртвых, лишь сделала Одину знак, веля следовать за собой. Пешком шли они через лес, и тянулся он на лиги и лиги, хотя со стороны серых равнин казался совсем небольшим.
Множество ужасов видел Старый Хрофт по пути — ибо на ветвях висели раскачивающиеся трупы, повешенные за шею, но живые по воле Хель. Другие корчились, пронзённые стволами и ветвями молодых дерев, проросших сквозь их тела. Стоны и скрежет зубовный оглашали чащу; а дальше Отцу Богов открывались новые и новые страхи, ибо там мёртвые терпели вечную муку, сдавленные корнями так, что из тёмной земли виднелись только их искажённые страданием лица. И глаза их с ненавистью провожали Старого Хрофта, ибо по воле Хель он сделался всем видим.
Хель молчала; блюдя достоинство владыки Асгарда, молчал и Отец Дружин.
Бесконечным казался их путь сквозь лес мучений; неисчислимое множество недостойных Валгаллы претерпевало там пытки, напрасно взывая к повелительнице мёртвых и умоляя о пощаде.
Одно лишь заметил Старый Хрофт — здесь было очень мало женщин и совершенно не было детей.
Молча вела его Хель, долгой извилистой тропой, и за каждым поворотом открывались новые терзания, предназначенные ею для доставленных в её власть.
Угрюмо молчал Отец Богов, лишь крепко сжимая верный Гунгнир — ибо множество узников взывало к нему, вопило и кричало, проклинало и молило — всё вместе. Хель же словно наслаждалась всем происходящим, нарочито медленно шагая по извилистой тропе.
Насмешкой казались теперь те слабые отблески цвета и красок, что встретили Старого Хрофта, когда он только подходил к жуткому лесу. Словно специально позволила им Хель проявиться тут, зная, что от этого только возрастут муки заключённых в лесной чащобе.
Но всему приходит конец, настал он и лесу мучений. Хель и Один выбрались под серый полусвет, и великанша ускорила шаг. Так огромна была она, что Отец Богов принуждён был сесть в седло. Дочь Локи бросила на него насмешливый взгляд, но владыка Асгарда не моргнул и глазом. Он тоже мог бы принять облик великана, но предпочитал оставаться тем, кем всегда.
