Потом внимание привлек велосипед. Так и есть — цепь порвалась!
— Вот ведь!.. — спохватился Гар и, аккуратно сняв петлю, слез на землю и поспешил устранить дефект.
Затем взобрался обратно, снова постоял, прощаясь с уютным коттеджем и садом. И заметил, что гадские кошки Кат Нихэль устроили себе сортир под шикарным кустом сортовых пионов.
«Непорядок! — возмутился он. — Люди придут на похороны, а тут кошки нагадили».
Допустить такое безобразие Гаральт не мог ни при каких обстоятельствах.
В конце концов, прыгать с табурета и обратно, каждый раз проверяя удавку, пришлось раз десять. И почтарь притомился.
Жизнь на Эспите, в окружении соседей, чей нрав и возможности давным-давно ведомы, в хорошем доме с устроенным бытом не так уж и плоха. Вдруг в следующей повезет меньше?
Словом, передумал Гаральт Нашвит вешаться. Но когда распутывал веревку, покачнулся, упал и пребольно подвернул лодыжку. Вот незадача-то!
Исил и Кат. Эспит
— Исил! Эй, Исил! — Кат от души побарабанила сначала в дверь, а потом, отбив кулак, постучала в стекло веранды. — Ты там живой?
Притихший среди благоуханных зарослей коттедж Палача молчал, словно вымерший. А может, так и было? Может, кто-то из бывших калитарских узников уже заглянул к доктору Хамнету, чтоб побеседовать о старых добрых временах?
Кат настороженно огляделась. Никого. Эспитцы попрятались по своим норам, настороженные и чуткие, и сейчас, небось, лихорадочно припоминали, кто кому в Последний День ногу отдавил перед тем, как провалиться в трещину или зажариться… Ветеринарша поежилась, словно ее вдруг сквозняком прихватило. Исил недаром заперся и шторы опустил. Только защитят ли Палача, обнаружившего вдруг, что все его бывшие подопечные обрели не только память, но и свободу, опущенные шторы и дверь, кажущаяся такой хлипкой по сравнению с воротами калитарской тюрьмы?
«О себе бы лучше побеспокоилась, дура», — выругала сама себя госпожа Нихэль. Островитянам есть, что припомнить, и жестокосердной Охотнице. Убить, может, и не убьют, а вот дом подпалить — это запросто.
— Исил! — скорее от страха, чем от злости Кат стукнула в дверь так, что чуть не проломила филенку: — Да открой же! Не отсидишься!
— Тише ты! — прошипел голос доктора непонятно откуда, но точно не из-за двери. — Разоралась!
Госпожа Нихэль недоуменно покрутила головой в поисках соседа. Голос шел снизу, из сокрытого за клумбой с лилиями входа в подвал.
— Или сюда, только быстро! — Палач гостеприимно приоткрыл люк ровно настолько, чтоб пальцем женщину поманить. — И цветы не вытопчи!
По непостижимой прежде причине Исила частенько прямо-таки тянуло в подвал, подальше от общества и света, поближе к тишине подземелий. Ну, теперь-то понятно, в чем дело. Память калитарского Палача, даже неосознанная, но все равно властная.
Впрочем, подвал докторского коттеджа ни в какое сравнение с пыточной в древней тюрьме не шел. Чистый, сухой и достаточно просторный, чтобы без помех предаваться экспериментам в самогоноварении и тут же хранить готовый продукт. Кат огляделась, одобрительно подметив, что мышами не пахнет, хотя, казалось бы, тут им самое раздолье. Эликсиры свои доктор Хамнет создавал из множества ингредиентов, некоторые из которых показались бы дилетанту неожиданными и несъедобными, однако зерно и сахар — это основа основ.
— Угощайся, — пробурчал Исил, кивнув на початую бутыль. Был он нетрезв, небрит и несколько помят, напрочь утратив весь лоск первого эспитского серцееда. Ветеринарша понимающе поморщилась. Не до лоска теперь, тут до следующего утра дожить бы.
— Ты зачем в подвал забился, как мышь под метлу? — осведомилась Кат, сперва подозрительно понюхав, а лишь затем осторожно пригубив угощение. — Думаешь, тут не найдут, если захотят? — и добавила многозначительно: — Я же нашла.
— А-а, к морским и подземным всё! — вдруг взорвался доктор и смахнул со стола бутылку, по счастью, уже пустую. — Я просто делал свою работу и неплохо делал, кстати. Заботился об них, сучьих детях. Веришь ли, сердцем прикипел к каждому!
— Особенно к каждой, — съязвила Кат, припомнив, что мало какая узница избежала объятий Исила. В большинстве случаев женщины уступали ему добровольно, однако у палача имелись методы убеждения, и кто теперь разберет, где был расчет, а где насилие?
— В своем праве был, — хмуро парировал он.
— Ага, вот и расскажи теперь им про права, вместо того, чтоб в погребе отсиживаться.
Исил скорчил злобную гримасу, передразнивая гостью.
— То-то ты сама ко мне в погреб полезла. А зачем, кстати?
— А зачем ты мне подол решил задрать в Последний День, а? — ветеринарша наставила на него обвиняющий перст и насупила брови.
Исил зажмурился и потряс головой. Потом открыл глаза, посмотрел на суровую госпожу Нихэль и выдавил искреннее:
— Не понял.
— Все ты понял, кобелина.
— Надо было раньше, что ли? — опасливо улыбаясь, попытался отшутиться доктор.
Но Кат Нихэль нынче утром склонности к шуткам не испытывала. И оставлять Исилу пути для отступления, кстати, тоже не собиралась:
— Нет, ну конечно же, надо было дождаться, пока на головы посыплются раскаленные камни, солнце погаснет и земля треснет! — едко поддела она великого островного соблазнителя. — А потом еще и бросить начатое на полдороге!
— Так ведь конец света был, — до Палача дошла суть обвинений, но облегчения он не испытал. Ибо госпожа Нихэль в гневе была страшна, а сейчас ветеринарша определенно пребывала в гневе.
— Вечно у вас, у мужиков, какие-то отговорки дурацкие! — презрительно отмела Кат возражения. — Конец света, чтоб ты знал, не аргумент, — и, деловито оглядевшись, ухватила опешившего доктора за локоть и потащила в угол, на низенький топчан. — Это тебе не пленниц на дыбе растягивать и не девок валить на кушетку.
И если наказание должно быть соразмерно преступлению, то бывший калитарский палач определенно получил свое. Хотя в таких делах разве поймешь, где преступление, где наказание, а где и вовсе награда? Даже морским и подземным бывает сложно разобраться, куда уж людям…
Господин Тай и его женщины. Эспит
В жизни калитарских владык, равно как и эспитских лордов, есть множество обязанностей, но и привилегий хватает. И одна из существенных — калитарскому владыке не нужно бегать за новостями вдоль линии прибоя. Новости приходят сами.
Танет ворвалась вместе с ветром, полная гнева и известий, стремительная и хлесткая, словно удар шелковой плети-девятихвостки, и замерла на пороге. Лорду Таю не нужно было смотреть на нее, он и так знал, что глаза Наложницы блещут молниями, а горло женщины перехватывает спазм от волнения и ненависти, так что говорить она не может.
— Спокойней, Танет, — молвил лорд, не поворачивая головы. — Не отвлекайся, Орва.
