— Мальчик! — говорит Джессика, прячась за ноги матери и показывая на меня грязным пальчиком.
— Да, Джесс, — подтверждает Хелен, — это мальчик!
Слова «это мальчик» она произносит, нарочито сюсюкая, намекая, видимо, на слащавые надписи на открытках и воздушных шариках, которые принято дарить тем, у кого в доме появился ребенок.
У Хелен длинные, до плеч, светлые волосы и антикварный магазин где-то в деловой части города.
Я заметил, что она почему-то всегда прихрамывает, даже в те моменты, когда Джессика не пытается вскарабкаться по ее ноге.
Джессика решает рискнуть и, перестав прятаться за мамины ноги, выбирается вперед и мчится к обеденному столу. Оказавшись рядом, она смотрит на меня огромными голубыми глазами.
— Джесс, — говорит Амалия, хлопая по стулу, стоящему рядом с ней. — Садись сюда, Джесс.
Джессика, игнорируя ее, продолжает смотреть на меня.
Амалия продолжает подзывать ее, как кошку, пока Джессика не оборачивается к ней и не говорит «Нет!» необыкновенно суровым тоном. Еще один плюс в ее пользу, с моей точки зрения.
Амалия разочарованно вздыхает. При этом она издает звук, похожий на гудок, который дает машинист локомотива, обнаружив на путях целое стадо коров.
— Никто в этом доме меня не слушает!
Упираюсь локтями в крышку стола, кладу подбородок на руки и пристально смотрю на Амалию.
— Я слушаю, Амалия. Расскажи мне, какие у тебя трудности.
Услышав это, Амалия окончательно впадает в уныние, хотя, очевидно, на какую-то секунду ей явно показалось, что я говорю серьезно. Я продолжаю пялится на нее, даже не мигая.
— Мам! — кричит она. — Ненормальный мутант, которого привел в дом отец, смотрит на меня!
Хелен отходит от плиты, помешивая ложкой в кастрюле с тестом для блинов, которую она держит в руках.
— Ничего не могу с собой поделать, — говорю я, умудрившись удержаться от смеха, что, на мой взгляд, заслуживает особой премии. — Я пленен ее красотой.
Амалия выглядит, как человек, которого вот-вот стошнит.
— Амалия, будь вежливой, — сердито отчитывает ее Хелен.
— Но, ма-а-а-а-а-а-ам!
— Амалия! — говорит Хелен еще строже, забывая о том, что секунду назад мешала тесто. Капли падают с ложки, протянутой в сторону дочери указующей рукой. Хелен показывает на меня подбородком, пытаясь объяснить Амалии, что обсуждать такие вещи вслух в моем присутствии неэтично. Странно, думаю я, зачем пытаться делать вид, что ничего не происходит? Можно подумать, я каким-то образом мог все еще не заметить того, что они говорят обо мне.
— Мы с тобой уже все обсудили, — произносит Хелен напряженным голосом сквозь плотно стиснутые зубы.
Хелен, кажется, находится во власти заблуждения, считая, что Гордон «спас» меня, избавив от ужасной жизни, которую я вел в жуткой берлоге дикарей и аморальных суперзлодеев. Гордона она, однако, с тех пор как стало известно о моем существовании, не жалует, и ему приходится спать на диване, хотя они даже не были вместе, когда он случайно зачал меня. (В принципе могли уже и быть, потому как разница в возрасте между мной и Амалией всего восемь месяцев.) Хелен полагает, что я несчастный беженец, и старается не травмировать мою нежную душу, чтобы я, не дай бог, не почувствовал себя чужим. Я же, в свою очередь, думаю, что знай она правду, а именно: что я суперзлодей по убеждению, от всей души презирающий все, что имеет отношение к супергеройству, — она бы так стараться не стала.
— Ты будешь учиться летать? — спрашивает Алекс, забираясь с ногами на стул рядом со мной.
— Нет! — хором отвечаем мы с Амалией. Я косо смотрю на нее; она отвечает мне тем же.
— Алекс, не смей стоять на стульях, — злобно шипит на брата Амалия. — Ты портишь мебель!
Алекс ее не слушает.
— Ты будешь учиться, — говорит он мне. — Так сказал мне папа вчера вечером.
Я смеюсь. Негромко, просто слегка усмехаюсь под нос.
— Прости, если разочарую, Алекс, но этого не будет.
Мальчика, похоже, мои слова не убеждают.
— А ты откуда знаешь?
Оттуда, думаю я, что в ближайшее время я буду неустанно молиться, чтобы Господь позволил мне унаследовать мамины лазерные глаза или сподобил сделать что-нибудь еще в этом роде — словом, нечто такое, что никоим образом не относится к умениям, которыми обладает Гордон.
— Буду суперзлодеем, — объясняю я, — а ни один уважающий себя злодей не умеет летать.
Разве что при помощи какой-нибудь крутой современной техники, вроде ракеты или заплечной реактивной турбины, да и то это не по мне. Я не собираюсь отрываться от земли ни под каким видом.
— Да кого интересует, хочет он учиться летать или нет? — спрашивает Алекса Амалия. — Летать умеют только супергерои, а он не такой, как мы, это ясно. И неважно, что говорит папа. Я буду первой наследницей его сверхспособностей.
Амалия произносит эту маленькую речь с необыкновенно гордым видом, наматывая на палец прядь волос.
От одной только мысли о том, что можно оторваться от земли и полететь, меня тошнит. Грудь сдавливает страх, в желудке становится нехорошо. Приходится упереться в пол босыми ногами, чтобы напомнить себе, что я на твердой земле.
— Да получается, что ты не первая, — замечаю я, — мне-то уже шестнадцать.
Амалия снова награждает меня полным ненависти взглядом, словно я сказал это, чтобы унизить ее.
— У всех моих друзей сверхспособности проявились уже несколько месяцев назад. Может, все дело в том, что я неудачник. У меня на пальце эта дурацкая буква «икс», а в крови — обе разновидности вируса. Это может означать, что сверхспособностей у меня просто не будет.
Да и ладно, думаю я про себя, имея в виду способность летать.
— Хотя, может быть, они не проявятся, пока «X» не превратился в «З».
— Или в «Г», — вставляет Алекс.
Да уж, необычайно утешительно.
— Как бы там ни было, летать я не смогу. В этом я уверен.
— Да откуда тебе это знать? — спрашивает Амалия, в первый раз сменив гнев на милость.
Откуда? Не знаю. Но летать я точно не буду. Никогда.
* * *
— Чувак, — обращается ко мне какой-то парень и хватает меня за руку, будучи, очевидно, уверенным в том, что оказывает мне неоценимую услугу. — Это же Чокнутая. Ты точно не захочешь сидеть рядом с ней. Она же ненормальная.
Второй рукой он указывает на девушку, сидящую за партой, рядом с которой есть свободное место.
Оглядываю класс. На боковом ряду сидят четверо ребят в черных обтягивающих трико и в черных джинсах. Вместо ремня в джинсы продеты цепи; на руках перчатки. Такие же, как у меня, но я все время ношу обе, а эти ребята — по одной, только на правой руке. Похоже, они что-то скрывают — как и я — но у них там явно не то, что у меня, так как, по словам Амалии, в школе, кроме нее, супергероев нет. Что, кстати, ее не особенно расстраивает.
