* * *
Бывший придворный лекарь устроился на новом месте со всеми возможными удобствами. Помимо кровати и кресла правление гильдии каменотесов предоставило в его распоряжение стол и, похоже, все без исключения книги, какие нашлись в библиотеке ратуши. Одна мысль о том, что человек способен прочитать такую гору книг, вызывала у Чета головную боль. С тех пор как он был посвящен в таинства, он ни разу не открыл ни единой книги. Чет Голубой Кварц отнюдь не был воинствующим невеждой и питал к науке глубочайшее уважение. Но чтение не относилось к числу его излюбленных занятий.
— Я должен был попасть сюда много лет назад! — заявил Чавен, едва взглянув на Чета. — Не могу простить себе собственной глупости! О, знал бы я, что здесь таятся такие сокровища…
— Сокровища? — переспросил удивленный Чет.
Чавен благоговейно взял в руки одну из книг.
— Фундаментальный труд Бистородоса, посвященный происхождению кристаллов! Мои коллеги во всем Эоне полагают, что книга эта безвозвратно утрачена после первого падения Иеросоля. О, если бы кто-нибудь помог мне перевести ее с языка фандерлингов! Представляю, какие драгоценные знания собраны здесь твоими предками…
— Чавен, я…
— Чет, я прекрасно понимаю, что тебе недосуг заниматься переводом, но, может статься, кто-нибудь из метаморфных братьев возьмет на себя этот труд? — не слушая его, продолжал Чавен. — Уверен, среди членов ордена найдется немало ученых, готовых мне помочь…
Мысль о том, что метаморфные братья, известные своей приверженностью старым традициям, согласятся переводить древнюю книгу фандерлингов на язык больших людей, сама по себе была нелепа. Чет даже не допускал, что обратится к ним с подобной просьбой. В любом случае он намеревался обсудить с Чавеном куда более важные вопросы.
— Чавен, послушай, — попытался он овладеть вниманием друга.
— Конечно, я понимаю, что должен сам решать собственные проблемы, — перебил его Чавен. — Мое пребывание здесь и так доставило слишком много хлопот и тебе, и другим фандерлингам. Я оказался на редкость обременительным гостем.
Лекарь покаянно склонил голову. В следующее мгновение он перевел взгляд на книги, и в глазах его вспыхнул восхищенный огонь.
— Но находиться рядом со всем этим и не иметь возможности… — вновь заговорил он о своем.
— Чавен, выслушай меня наконец! — потеряв терпение, рявкнул Чет.
— Да в чем дело, дружище? — изумленно взглянул на него лекарь.
— Я битый час пытаюсь с тобой поговорить, но ты, как заведенный, твердишь об этих книгах. Кое-что произошло. И у нас есть повод… тревожиться.
— Но что случилось? Надеюсь, ваш Кремень пребывает в добром здравии?
— Здоровым его не назовешь, но хуже ему не стало, — ответил Чет — Пожалуй, наметились даже кое-какие изменения к лучшему.
После сеанса с зеркалами, который провел Чавен, память к мальчику так и не вернулась. Однако Кремень стряхнул с себя сонное оцепенение — взгляд его стал осмысленным, он больше двигался, отвечал на вопросы приемных родителей и порой даже заговаривал с ними сам. Опал не могла нарадоваться, глядя на него; давно уже Чет не видел жену такой счастливой.
— За мальчика я тебе очень признателен. Но сейчас я пришел поговорить не о нем. Мы получили письмо из замка.
— Письмо?
— От брата Окроса. Он просит гильдию каменотесов о помощи.
— Низкий предатель! — презрительно сдвинув брови, бросил Чавен. — Чего он хочет?
Вместо ответа Чет протянул лекарю письмо. Тот нашарил в кармане очки и водрузил их на нос. С явной неохотой отодвинув книгу, лекарь принялся за чтение письма.
«О многоуважаемые старейшины гильдии каменотесов, вас приветствует смиренный Окрос Диокетиан, личный лекарь Олина Алессандроса, принца-регента Южного Предела и всех королевств Пределов, а также его матери, королевы Аниссы».
Пробежав глазами эти строки, Чавен пришел в такую ярость, что едва не разорвал письмо в клочья.
— Негодяй! Подумать только, он осмелился поставить собственное имя перед именем королевского сына и его матери! И при этом имеет наглость назвать себя смиренным!
Чавену потребовалось несколько мгновений, чтобы успокоиться и продолжать чтение.
«Надеюсь, ваша почтенная гильдия не откажется содействовать мне в разрешении небольшого вопроса, порожденного моими научными занятиями. И я, и королева Анисса, мать и опекунша новорожденного принца-регента, заранее выражаем вам свою благодарность. Благодарность эта будет поистине беспредельна, если вы соблаговолите прислать в замок человека, сведущего по части зеркал, их изготовления, починки, а также их свойств и отличительных особенностей.
Надеюсь, моя скромная просьба не покажется вам чрезмерной. Убедительно прошу не обсуждать ее за пределами вашей почтенной гильдии. Королева Анисса выражает настойчивое желание сохранять мои научные занятия в тайне, ибо они могут вызвать множество нежелательных слухов среди исполненных предрассудков и невежественных людей».
— Далее подпись и печать, — ледяным голосом проронил Чавен. — Что ж, как говорится, залетела ворона в высокие хоромы.
— Но что ты думаешь об этом? Как нам поступить?
— Как поступить? Разумеется, исполнить его просьбу — прислать ему кого-нибудь. Думаю, лучше всего для этой роли подойдешь ты, старина.
— Я? Но я ничего не смыслю в зеркалах!
— Если ты прочитаешь Бистродоса, станешь настоящим знатоком по части зеркал, — Чавен вновь приподнял толстую книгу и благоговейно опустил ее на стол. — Я помогу тебе, чем сумею. Можешь не сомневаться, на брата Окроса ты произведешь впечатление человека, весьма искушенного в каптромантии.
Предложение Чавена так ошеломило Чета, что он не находил аргументов для спора.
— Зачем это тебе? — только и мог спросить он.
— Окрос Диокетиан рассчитывает проникнуть в мои секреты, а вместо этого мы раскроем его грязные намерения, — пояснил Чавен.
Внезапно лицо его залила смертельная бледность.
— Мы должны это сделать, Чет! — воскликнул он. — Ты — единственный, кому я доверяю. Ты не представляешь, сколько бед могут натворить зеркала в руках этого мерзавца Окроса!
Фандерлинг задумчиво покачал головой. Он не сомневался, что Чавен сумеет настоять на своем. Чет тяжело вздохнул и представил, в какую ярость впадет Опал, узнав, что муж ввязался в такую опасную авантюру.
* * *
Несмотря на то что Лисийя исцелила ее от кашля и лихорадки, Бриони чувствовала себя не совсем здоровой. Голод и лишения, перенесенные за время долгих скитаний, давали о себе знать. Но если физическое состояние принцессы оставляло желать лучшего, в душе она чувствовала себя как никогда бодрой и жизнерадостной. В компании тяготы пути переносить гораздо легче; колеся вместе с актерами по пустынным равнинам, где редко встречались селения, а тем более города, Бриони уставала куда меньше, чем в одиночестве. Она почти не говорила со своими спутниками, опасаясь, что ее обман раскроется. Впрочем, предосторожности оказались тщетными: прозорливостью отличался не только Теодорос. Уже на второй вечер Эстир Мейквелл подсела к принцессе, гревшейся у костра, и прошипела ей на ухо:
