Старуха зашлась каркающим смехом, перешедшим в хриплый кашель, и бесцеремонно толкнула Мэтта локтем в бок. Манеры ее оставляли желать лучшего, но, как ни удивительно, страх поэта улетучился без остатка. Эта неотесанная особа уже вызывала у него симпатию.
Знахарка открыла дверь. Тинрайт спустился по ступенькам и вслед за хозяйкой вошел в дом. Потолок в комнате был таким низким, что гостю пришлось согнуться почти вдвое. Над головой нависали потолочные балки, так что казалось, будто поэт попал в нору меж корней огромного дерева. Балки были сплошь увешаны связками высушенных растений и водорослей. Стоило Тинрайту повернуться, как его головы касался букет сухих цветов или кожаный мешочек с ароматическими травами. Никогда прежде он не видел столько амулетов: деревянные, глиняные, костяные, они болтались на веревочках между сухими растениями. Как только хозяйка или гость задевали их, они начинали вращаться в воздухе, словно танцевали. Почти все амулеты изображали животных и птиц, по большей части морских: тюлени, чайки, рыбы, угри. Такие же вещицы теснились на столах, полках и даже на полу.
Тинрайт понял, что двигаться в жилище знахарки надо с превеликой осторожностью, чтобы не повредить ничего из диковинных фигурок. Разнообразие амулетов так поразило его, что он вертел головой по сторонам, не в силах скрыть любопытство. Мэтт с изумлением заметил, что у глиняных и деревянных животных есть крошечные стеклянные глазки и взгляд их кажется почти живым.
— Вот ты где, проказница, — внезапно промурлыкала Айслин, хотя в комнате не было никого, кроме ее самой и гостя. — Наверное, соскучилась по мне?
Застывшая черно-белая чайка, которую Тинрайт принял за чучело, вдруг открыла клюв и махнула крыльями.
— Она живая! — воскликнул поэт, от неожиданности подался назад и едва не потерял равновесие.
— Более или менее, — усмехнулась старуха. — У нее нет одной лапки, у моей бедной Coco. Крыло тоже повреждено, поэтому летать она не может. Крыло-то, конечно, заживет со временем, но вряд ли она захочет от меня улететь. Правда, дорогая моя подружка?
Словно в подтверждение ее слов, чайка тяжело вспорхнула знахарке на плечо.
— Тебе и здесь хорошо, да, разбойница?
Айслин скинула капюшон и размотала шарф, покрывающий ее голову. Черты лица старухи были весьма характерны для женщины племени скиммеров: широко расставленные глаза, пухлые подвижные губы. Как у всех пожилых скиммеров, у нее почти не было морщин — кожа людей этого племени с годами становилась жесткой, словно дубела, но не обвисала складками. На щеках и на переносице знахарки синела татуировка, побледневшая и почти стершаяся от времени.
— Хочешь выпить, красавчик? — обратилась старуха к Тинрайту. — День сегодня холодный, и ты наверняка не прочь малость согреться.
— А что у вас есть? Вискери? — уточнил поэт, не любивший этот напиток.
— Такую дрянь я не пью, — покачала головой знахарка. — Это пойло годится только для моряков из Перикала и прочих олухов. Крепкое черное вино — вот знатный напиток. Если хочешь, могу тебя угостить.
Раздвигая рукой свисающие с потолка амулеты, Айслин скользнула в дальний угол комнаты, где на деревянном столе стояли бесчисленные горшки и кастрюльки. По всей видимости, этот закуток служил ей кухней. Фигура знахарки напоминала пивной бочонок, но старуха сняла свой длинный плащ и двигалась удивительно легко и проворно.
— А из чего оно сделано, это ваше вино? — осведомился поэт. — Я никогда не слышал о черном вине.
— Из водорослей, из чего ж еще, — пожала плечами Айслин. — Не бойся, мой мальчик, моим вином ты не отравишься. Ты явился к знахарке — неужели ты ожидал, что она угостит тебя молоком?
Тинрайт ничего не ответил. Они сам не знал, чего ожидал, отправляясь к знахарке, — о привычках представительниц этого ремесла у него были самые смутные представления.
— Знаю, многие считают, что между знахаркой и колдуньей нет большой разницы, — донесся до него скрипучий голос Айслин. — И скажу честно, это не так уж далеко от истины. Но от моего угощенья тебе никакого вреда не будет. Разве что облысеешь как колено, — добавила она со смехом.
Одним глотком осушив свой стакан, Айслин уже собиралась налить себе второй, но передумала и со вздохом опустилась на единственный с гул, имевшийся в доме. У Тинрайта, не посмевшего отказаться от угощения, кружилась голова. Он сидел на шаткой табуретке и прилагал отчаянные усилия, чтобы не свалиться на пол. Тем не менее соленое как кровь вино придало ему смелости, растопило тревогу и развязало язык. Мэтт охотно выпил еще один стаканчик и наконец решился заговорить о деле. Выложив свою просьбу, он стал растерянно озираться по сторонам, словно не понимал, как оказался в этом диковинном месте.
— Не вижу никаких причин отказать тебе, — задумчиво пробормотала старуха. — Ты, наверное, и сам понял, что я давно ничего не боюсь. Иначе я не пустила бы к себе в дом незнакомого человека.
Тинрайт покачал головой. Чайка по имени Coco злобно скосила на него глаз-бусинку и сделала вид, что хочет клюнуть его в ухо. Птица, похоже, невзлюбила незваного гостя, и каждое движение Тинрайта казалось ей подозрительным. Она уже успела несколько раз клюнуть его в ладонь и в лодыжку.
— Под незнакомым человеком вы имеете в виду меня? — уточнил Тинрайт. — Откровенно говоря, меня ни одна живая душа не испугается. Ведь сразу видно, что я не собираюсь вас убивать и грабить.
— Убить или ограбить меня ты бы не смог, даже если бы захотел, — расхохоталась старуха. — Я легко справлюсь с таким, как ты. Просто прихлопну тебя, как воронье яйцо. — Взгляд ее, устремленный на поэта, внезапно стал сосредоточенным и внимательным. — И все же ты чужой. Ты из племени гуляющих днем. Как тебя зовут?
Прежде чем Тинрайт успел ответить, старуха махнула рукой.
— Не важно. Как бы тебя ни звали, людей твоего племени у нас не любят.
— Но почему? — спросил поэт, уставившись на знахарку.
Под действием винных паров ему почудилось, что Айслин удивительно напоминает огромную бородавчатую жабу, наряженную в бесформенное платье. Это сравнение поэт счел таким удачным, что не смог удержаться от неуместного хихиканья.
— Почему? Клянусь великим господином морей, ты сам знаешь ответ на свой вопрос! Разве ты не видел следов пожара на Тюленьей дорожке? Кто, по-твоему, сжег эти дома?
— Уж точно не я! — возмущенно ответил Тинрайт.
— Конечно не ты, дурень. На твое счастье. Но это сделали жители замка, молодые злобные хищники, сбившиеся в стаю. Три человека из нашего племени погибли, в том числе малый ребенок. Как после этого мы должны относиться к гуляющим днем?
— Но почему они это сделали?
Тинрайт вспомнил злобные взгляды скиммеров, собравшихся на пепелище, и по спине у него пробежала дрожь.
— Я ничего не слышал о пожаре, — счел нужным заверить он.
— Ничего удивительного. То, что происходит у нас, не волнует обитателей замка. Если половина наших домов сгорит, в замке никто и бровью не поведет, пока пожар не подойдет вплотную к вашим жилищам. Тогда вы, конечно, засуетитесь, как ошпаренные клопы.
