— Я видел тебя в «Сапогах барсука», — сказал стражник. Тинрайт смутился. Его беспокоило копье, воткнутое у него между ног, словно победный флаг. Он тут же подумал, что его обвиняют в краже сапог у кого-нибудь из друзей гвардейца.
— Ты меня слышишь, приятель? — спросил солдат.
Мозги Мэтти наконец заработали. Стражник говорил о таверне у башни Василиска, где Тинрайт бывал несколько раз, обычно в компании выпивохи драматурга Невина Хьюни.
— Нет, господин, вы меня с кем-то спутали. — Мэтти старался говорить как можно искреннее. — Я ни разу не был там. Я предпочитаю «Квиллер Минт» на Скрипучей аллее. Такой человек, как вы, конечно, не знает «Квиллер Минт» — это очень убогое место.
Стражник фыркнул. Он был еще молодой, с неприятным рыхлым лицом, а живот у него под мундиром заметно выпирал.
— Ты увел у меня женщину, — заявил он. — Ты еще заявил, что ей лучше пойти с такой умной лисой, как ты, чем с глупой свиньей, которая к ней пристает.
— Уверен, вы ошибаетесь, уважаемый господин.
— Ты также сказал, что ее груди — как две сдобные белые булки, а задница похожа на спелый гранат.
— Да нет — на персик, — поправил солдата Тинрайт.
В тот вечер он сильно напился, а значит, вполне мог употребить столь нелепое в данном случае сравнение, как «гранат». Он тотчас заткнул болтливый рот рукой, но было слишком поздно. Снова его подвел язык.
Стражник одарил поэта редкозубой улыбкой, и тот почувствовал, что ничего хорошего она не означает — это не восхищение его ловкостью в ухаживании за женщинами. Солдат наклонился и толстыми коротенькими пальцами схватил Мэтти за нос. Он крутил нос до тех пор, пока Тинрайт не завопил от боли. Стражник наклонялся все ниже, и его вонявший сыром рот приблизился вплотную к лицу Мэтти. Поэту повезло хотя бы в том, что он ничего не чувствовал защемленным носом.
— Если комендант не прикажет отрубить тебе голову — а если он прикажет, я буду в первых рядах зрителей, — приду навестить тебя в «Квиллер Минт». Ждать тебе придется недолго. Приду и отрежу у тебя кое-что лишнее. — Для убедительности он еще раз повернул нос поэта. — А тогда посмотрим, станут ли любить тебя дамы.
Дверь в темницу с грохотом распахнулась. Стражник успел напоследок еще раз повернуть нос Тинрайта, потом отпустил и выпрямился. В глазах Мэтти стояли слезы, а нос горел огнем.
— Клянусь штанами Перина, этот мошенник плачет. — Голос грохотал прямо у него над головой. — Неужели только воинов можно назвать мужчинами в этом королевстве? Неужели все прочие мужчины — сводники, развратники или плаксы, как этот?
Над Мэтти возвышалась необъятная фигура лорда коменданта, борода его была похожа на грозовую тучу.
— Ты расстроен из-за совершенных тобой преступлений против короны? — продолжал Броун. — Слезы помогут тебе у священников тригоната, но не здесь.
Тинрайт смахнул слезы.
— Вовсе нет, господин, я ни в чем не виновен, — ответил он.
— Тогда почему же ты плачешь?
Тинрайт решил не рассказывать, как поступил с ним стражник. Вдруг тот побьет его за жалобу?
— У меня простуда. Она так действует… иногда. Здесь влажный воздух… — В подтверждение своих слов Мэтти неопределенно помахал руками, потом снова запаниковал. — Не подумайте, я не жалуюсь на это место, господин, — забормотал он. — Со мной прекрасно обращались.
Тинрайт снова сбился. Он никогда не видел Броуна близко. Казалось, тот способен размозжить его голову одной рукой.
— Стены здесь крепкие, господин, и пол надежный, — закончил поэт.
— Подозреваю, что тебя кто-то побил, — сказал лорд комендант. — Если сию же минуту не замолчишь, я сделаю это еще раз. — Он повернулся к одному из сидевших на скамье стражников, сразу вскочившему на ноги. — Я забираю обоих пленников.
В дверях стояли стражники, что пришли вместе с комендантом. Он кивнул одному из них. На воинах были ливреи Лендсенда — поместья Броуна.
— Уведите их, — приказал Броун солдату. — Надо будет — побьете.
Тюремный стражник слегка удивился:
— А разве… разве принц и принцесса?…
— Естественно, они знают, — прорычал Броун. — Как ты думаешь, кто приказал мне их забрать?
— Ну да, конечно. Все верно, мой господин.
Тинрайт с трудом встал. Он совсем не хотел, чтобы его били, к тому же боялся разозлить великана коменданта, а потому покорно поплелся вслед за стражей.
Они долго шли за Броуном сложным окружным путем позади большого зала и наконец попали в маленькую, очень красивую часовню. Несмотря на ужас, сжимавший сердце, Тинрайт с удивлением смотрел вокруг себя. Достаточно было увидеть картины, чтобы понять: это часовня самого морского бога Эривора, покровителя Эддонов. Одна из достопримечательностей Южного Предела.
Тинрайт подумал, что убранство часовни прекрасно соответствовало моменту: Джил плелся так медленно, будто шел под водой. Поэт почувствовал смущение, оказавшись в столь знаменитом месте. С другой стороны, он был точно уверен, что здесь его не убьют — хотя бы из опасения запачкать удивительные фрески на стенах.
«Правда, они могут меня задушить. Разве предателей не душат? — подумал Мэтти, и сердце его сильно забилось. — Предателей! Но ведь это безумие. Я не предатель! Я написал письмо, потому что преступник Джил заморочил голову бедному поэту, соблазнив его нечестивым золотом!»
К тому времени как Авин Броун уселся на длинную скамью у алтаря, Тинрайт был готов разрыдаться.
— Успокойся, — обратился к нему лорд комендант.
— Мой господин… я… я…
— Заткнись, дурень. Не воображай, что если я сел, то не смогу встать и поддать тебе как следует. Это удовольствие стоит усилий.
Тинрайт моментально замолчал: он прекрасно видел огромные, с буханку хлеба, кулаки лорда коменданта. Поэт украдкой взглянул на Джила, но тот, казалось, не только не боялся, но и вовсе не понимал, что происходит.
«Будь ты проклят вместе со своим золотом! — хотелось закричать Мэтти Тинрайту. — Ты, как злобный эльф из сказки, приносишь с собой зло».
Закрыв глаза, Мэтти молча молился богу всех поэтов и пьяниц (он забыл, что предыдущая молитва привела его в темницу для предателей), поэтому не сразу заметил, как в часовне появились новые люди. Его вывел из ступора девичий голос:
— Эти двое?
— Да, ваше высочество. — Броун показал пальцем на Джила: — Этот сделал заявление. Второй утверждает, что лишь писал письмо, но я не уверен в этом. Обманщика видно с первого взгляда.
Мэтти очень хотелось снова заявить о своей невиновности, но горький опыт научил его, как следует себя вести перед власть имущими.
В часовне теперь находились еще шесть человек. Четверо из них были королевскими гвардейцами; они остановились у дверей и стали переглядываться с одетыми в красно-золотые мундиры стражниками Лендсенда. Двое других, к удивлению Тинрайта, оказались детьми короля Олина: принцессой Бриони и принцем Барриком.
