Чавена переполняла радость, потому что ему снова позволили приблизиться к великому свету. Одновременно что-то отвлекало его от приятных мыслей — что-то мелкое и навязчивое, как тени в его зеркальной комнате, принимавшие странные формы: он мог видеть их лишь краем глаза, но они никогда не попадали в фокус зрения.
«Вопросы», — напомнил себе Чавен.
— У меня есть несколько вопросов, — начал он. — Крышевики, этот древний крошечный народец, живущий скрытно от всех, говорят о повелителе вершины. Он приходит к ним и дает советы. Это ты?
Чавен почувствовал, что собеседника развеселил его вопрос, Но отвечать тот не желал.
— Значит, они говорят не с тобой? — настаивал врач. — Это не ты являешься к ним с ужасными предостережениями?
Светящееся существо безмолвствовало. Оно уже не походило на сову; Чавен видел его, но знал, что никогда не сумеет вспомнить и описать его словами. Существо молчало. Чавен боялся, что оно исчезло, а его отсутствие было подобно смерти. Когда оно заговорило, врач настолько исполнился благодарности, что пропустил часть сказанного.
То, что долго спало, просыпается — вот что осознал Чавен из их бессловесного сообщения. Светящееся существо внушало ему, что все действует слишком сложно и неуловимо и едва ли врач сумеет понять происходящее.
Чавен почувствовал, что им недовольны: музыка утратила благозвучность. Он расстроился и попросил прощения, заверив светящееся существо, что хочет лишь верно служить ему. Маленькое недоразумение прояснило мысли врача. Действительно ли служение этой силе — его единственное заветное желание? Разве, впервые соприкоснувшись с зеркалом, он не почувствовал себя ровней тому, кого в нем увидел? Чавен думал, что они просто обмениваются сведениями.
«Что же оно хотело от меня узнать? Что такое я мог выдать этой… силе?»
Он ничего не помнил, как не мог вспомнить и того, откуда у него магическое зеркало — источник его болезненного блаженства.
Светящееся существо дало понять, что готово простить Чавену чрезмерное любопытство, но он должен выполнить задание. Задание было весьма серьезным, можно сказать — священным.
Чавен колебался очень недолго. Какая-то частичка его души по-прежнему сопротивлялась, словно зеркало было мелким решетом и некая часть Чавена не могла пройти сквозь него в поющий огненный мир. Эта частица как бы стояла в стороне и наблюдала, но не имела сил что-либо изменить.
— Что я должен сделать? — спросил он.
Оно сообщило ему, вернее, вложило в него знание. Так же как раньше существо передало Чавену свое недовольство, теперь оно похвалило его. И похвала эта походила на мед, на журчащую музыку, на бесконечный удивительный свет небес.
— Ты мой добрый и верный слуга, — вещало существо. — Когда все будет сделано, ты получишь вознаграждение: то, что ты хочешь больше всего.
Молочный свет начал тускнеть. Он отступал назад, как набегающая на берег волна: вот она здесь — и вот уже уходит обратно в море. Чавен остался один в тайной подземной комнате, освещенной лишь тусклым пламенем догоравшей черной свечи.
Чавен колотил в дверь кухни что было сил. Наконец появилась госпожа Дженникин в ночной рубашке и шапочке. Перед собой, словно талисман, она держала зажженную свечу. Распущенные на ночь волосы, седые и поредевшие с годами, сосульками свисали ей на плечи.
— Это всего лишь я, — сказал Чавен. — Простите, что разбудил вас в такой час, но это необходимо.
— Доктор? Что случилось? Кто-нибудь заболел? — Госпожа Дженникин смотрела на него круглыми от страха глазами. — Ой, спаси и защити нас, Зория! Неужели еще одно убийство?
— Нет-нет. Успокойтесь. Я всего лишь должен уехать, но мне нужно отправляться прямо сейчас, не дожидаясь рассвета.
Она поднесла свечу к лицу врача, желая посмотреть, нет ли на нем признаков безумия или лихорадки.
— Но, доктор, сейчас… — нерешительно произнесла женщина.
— Да, сейчас глубокая ночь. Если точнее, до рассвета, как показывают мои часы, осталось два часа. Я знаю это не хуже других и лучше многих. И я прекрасно знаю, что мне следует делать. Вы согласны?
— Конечно, господин! Но что вы хотите… то есть…
— Соберите мне хлеба и мяса, чтобы я мог поесть в дороге. Но сначала разбудите Гарри и велите приготовить мою лошадь к путешествию. Больше никто не нужен. Я не хочу никого видеть.
— Но… Но куда же вы отправляетесь, господин?
— Вам нет нужды знать, моя дорогая. Пойду уложу вещи. Я оставлю письмо для лорда Найнора, смотрителя замка: сообщу ему, как найти Окроса в Академии. Вы также отправляйте к Окросу всех, кто будет искать меня, если у них срочная нужда.
Чавен почесал в затылке, размышляя.
— Еще мне понадобится теплый дорожный плащ. Говорят, будет холодно, может пойти снег, — добавил он.
— Но… Но, доктор, а как же королева и ее ребенок?
— Стыдитесь, женщина! — возмутился Чавен. — Неужели я без вас не знаю своих обязанностей?
Домоправительница отпрянула и прижалась спиной к косяку.
Чавену стало неловко.
— Простите, госпожа Дженникин, но я уже подумал обо всем. Я дам подробные указания Найнору. Не волнуйтесь о королеве. У нее все хорошо. К тому же от нее не отходит повитуха. — Он громко вздохнул. — Прошу вас, уберите свечу от моего лица, не то спалите мне волосы.
— Прошу прощения, господин.
— Разбудите Гарри. Он медлителен, как застывшая патока, а мне срочно нужна лошадь. — Было видно, что домоправительница хотела еще что-то спросить, но не решалась. Чавен снова вздохнул: — Что еще?
— Вы вернетесь ко Дню всех сирот? Мясник обещал мне отличную свинину.
Он опять чуть не раскричался, но ведь такова ее работа. Для нее это важный вопрос, да и для Чавена подобные вещи всегда были небезразличны. Он обожал жареную свинину. Но что поделаешь, сейчас необычное время. Не исключено, что это последний День всех сирот… Нельзя испортить его.
— Я уверен, что вернусь до праздника, даже до Певческой ночи, если боги не решат иначе. Не беспокойтесь о свинине, госпожа Дженникин. Я уверен: вы, как всегда, великолепно ее приготовите и порадуете меня.
Женщина немного успокоилась, словно жизнь уже не казалась ей безумной. Чавен этому обрадовался: хоть кому-то стало легче.
Слуга врача хотел побыстрее выпроводить Чета. Пожилой человек выглядел сбитым с толку и виноватым, словно его отвлекли от какого-то неблаговидного, но очень важного занятия и он спешил вернуться к начатому.
«Спал, не иначе, — догадался Чет. — А ведь давно пора вставать. Значит, поздно лег».
— Мне нет дела, что он никого не принимает, — заявил он. — Я обязательно должен с ним повидаться. Передайте, что пришел Чет из Города фандерлингов.
«Если Чавен занят и не принимает посетителей, — подумал Чет, — придется возвращаться назад и идти сюда подземными туннелями: ту дверь он вынужден будет открыть».
