Сердце Киннитан отчаянно заколотилось. Она медленно села, вглядываясь в полумрак, и в слабом свете закрытой перегородкой лампы смутно различила чью-то фигуру. А ведь когда она ложилась в постель, там никого не было!
«Танисса. Ее подослала ко мне главная жена. — Перед мысленным взором Киннитан предстало квадратное лицо избранной с пустым и угрюмым, как у побитой собаки, взглядом. — Даже если я закричу, она убьет меня прежде, чем подоспеет помощь».
А если садовница заодно с Аримоной, можно кричать до хрипоты — никто не откликнется.
Она бесшумно соскользнула с кровати на пол, издав легкий стон, будто потревоженный во сне человек. Она надеялась тем самым приглушить звуки своих шагов и, возможно, вынудить убийцу остановиться из страха разбудить жертву. Сердце готово было разорваться от ужаса, и Киннитан лихорадочно пыталась сообразить, что использовать в качестве оружия. Ножницы, которыми рабы подстригают ей волосы! Но они лежат в шкатулке из слоновой кости, а шкатулка стоит на дне корзинки под ночным столиком — слишком далеко и долго доставать.
Киннитан провела рукой по маленькому столику и коснулась чего-то холодного и твердого. Пальцы сжали длинную булавку с наконечником в виде соловья из золота и эмали — подарок Луан. Она зажала соловья в кулаке и подняла булавку, как кинжал.
«Танисса не убьет меня, не заплатив за это собственной кровью», — решила Киннитан.
Во рту у нее пересохло, а горло сдавило так, словно на шее затянули петлю.
Фигура у дверей двигалась медленно и бесшумно, нащупывая путь вытянутыми руками. Освещенный тусклым светом силуэт едва ли походил на человека. Странно, но у неизвестного гостя оказались слишком тонкие руки и ноги — значит, это не Танисса и не какой-то другой душитель, посланный Аримоной или автарком. Сердце Киннитан едва не остановилось от страха. Может, это привидение? Или демон теней из ночного царства Аргала?
Существо приблизилось к Киннитан. Она видела его едва различимое во мраке лицо и уже хотела воткнуть булавку в глаз незваного гостя, но суеверный ужас сковал ее руку. Существо наткнулось на Киннитан и отпрянуло. Прикосновение прохладной человеческой плоти мгновенно оживило руку Киннитан, и она изо всех сил ударила призрака. Тот отскочил со странным хриплым вздохом, не проронив ни слова и даже не вскрикнув от боли или удивления. Сердце Киннитан снова отчаянно забилось от суеверного ужаса.
— Оставьте меня в покое! — крикнула она, но с губ слетел лишь сдавленный шепот.
Существо съежилось на полу, издавая непонятные животные звуки. Киннитан перепрыгнула через него и побежала к двери, чтобы позвать рослых охранников из числа избранных, но остановилась в дверях. Она услышала всхлипывающие звуки и поняла, что ее поверженный противник плакал.
Киннитан схватила светильник, стоявший за перегородкой, и подняла его над головой. Комнату залил желтый свет, и она увидела: существо, вселявшее в нее ужас, оказалось скорчившимся на полу маленьким темноволосым мальчиком.
— О королева Улья! — воскликнула девушка еле слышно и испугалась еще сильнее.
Она подошла поближе. Мальчик смотрел на нее широко раскрытыми испуганными глазами. Через всю его грудь тянулся кровоточащий след от булавки.
— Кто ты такой? — спросила Киннитан шепотом.
На нее смотрело залитое слезами лицо ребенка. Он открыл рот, но издал лишь мычание. Киннитан вздрогнула, а мальчик поднял руки, защищая лицо.
«Один из избранных-молчальников!»
Скорее всего, это был немой раб, захваченный в плен еще младенцем на какой-нибудь войне. При дворе автарка очень любили окружать себя такими мальчиками. Немые не выдадут секретов, не позовут на помощь, что бы с ними ни вытворяли.
— Бедняжка, — сказала Киннитан, больше для самой себя. Ей казалось, что человек, лишенный способности говорить, не может слышать и понимать. Она осторожно протянула к нему руку, и он весь сжался.
— Я не обижу тебя, — пообещала она, надеясь, что хотя бы звук ее голоса успокоит мальчика.
Она поняла, что говорит слишком громко и может разбудить горничных. Еще минуту назад Киннитан радовалась бы этому, но теперь не желала постороннего вмешательства. Ее следующие слова мог слышать только раненый ребенок:
— Давай я помогу тебе. Ты понимаешь? Я думала, ты… Ты напугал меня.
Мальчик снова всхлипнул, но позволил осмотреть свою рану. Она была длинной, но неглубокой. И все же кровь уже просочилась за пояс его белых полотняных штанов. Киннитан нашла чистую тряпку, наложила ее на порез и обвязала грудь мальчика старым шарфом.
— Рана не опасная, — прошептала она. — Ты понимаешь меня?
Ребенок робко притронулся к повязке, подумал и робко кивнул. Было заметно, что он в любую минуту готов вскочить и пуститься наутек.
— Хорошо. Прости, что поранила тебя. Что ты здесь делаешь? Даже в свете лампы можно было увидеть, как лицо мальчика моментально побледнело. Киннитан даже испугалась: а вдруг рана смертельная? Она попыталась успокоить ребенка, но тот, постанывая, поднялся на ноги и протянул руку к пропитанному кровью поясу штанов, издавая слабые гортанные звуки, похожие на голубиное воркование. Из-за пояса он вытащил мешочек — мокрый и окровавленный. Киннитан не хотелось брать его в руки, но мальчик всем своим видом выражал такое страдание, что она поняла: он беспокоится за содержимое. Она заставила себя взять мешочек и увидела, что стягивавший его шнурок перевязан серебряной нитью и запечатан воском. Она поднесла лампу поближе, но не сразу узнала оттиск на печати.
Киннитан перевела дух. Ей вдруг расхотелось смотреть, что находится внутри. Но мальчик жалобно заскулил, как собака, которая ждет, чтобы ее выпустили за дверь. Киннитан решительно сломала восковую печать с серебряной нитью и вытряхнула из мешочка пергамент и золотое кольцо. Подпись в конце свитка гласила: «Джеддин». Она беззвучно выругалась.
— Ты передал письмо, — сказала она. — Все в порядке, оно не пострадало. Тебя послал капитан? Капитан «леопардов»?
Мальчик озадаченно покачал головой. Киннитан тоже удивилась. Затем ее осенила другая мысль.
— Луан? — снова спросила она. — Избранная Луан? Она послала?
Теперь он заулыбался, правда улыбка была болезненной и слабой, и закивал головой.
— Очень хорошо. Ты сделал то, что тебе велели. Теперь надо уходить так же бесшумно, как пришел, чтобы не разбудить спящих снаружи. Я искренне сожалею о том, что ударила тебя. Попроси, пусть перевяжут твою рану. Скажи им… скажи, что упал на камень в саду.
Мальчик выглядел неуверенно, но он встал и поправил рукой повязку. Он поклонился Киннитан, и это простое проявление вежливости выглядело так странно — ночью, в желтом свете лампы, среди пятен крови на полу, — что она чуть не расхохоталась. Мгновение спустя ребенок скользнул за занавеску и исчез. Киннитан подождала, прислушиваясь к тишине, затем занялась оттиранием кровавых следов на полу, а потом прикрыла это место одним из ковров. Сама мысль о необходимости читать послание Джеддина наполнила ее смятением. Может быть, это глупые любовные вирши, чуть не стоившие ребенку жизни? Или что-то более опасное — например, назначенная встреча и те же угрозы, какими он принудил Луан к сотрудничеству? Теперь, когда комната снова выглядела так же, как до появления полуночного гостя, Киннитан поставила лампу на ночной столик, села на край кровати поближе к свету, скрестила ноги и приступила к чтению.
