Глядя, как мальчик протирает неровную поверхность стола — вернее, как он возит по столу тряпкой, — Чет поинтересовался:
— Ты не вспомнил, как тебя зовут? Мальчик отрицательно покачал головой.
— Тогда придется нам придумать тебе имя. — Чет повернулся к Опал, которая мешала суп в котелке на огне. — Может, Камешек? Давай назовем его Камешек…
Это было обычное имя для четвертого или пятого ребенка, чьи шансы унаследовать титул невелики, и потому не важно, как его называть.
— Не мели чепухи. У него будет настоящее имя для члена семьи Голубого Кварца, — возразила Опал. — Мы назовем его Кремень. Твой брат не сможет не признать этого имени.
Чет невольно улыбнулся. Ему совсем не понравилась идея назвать мальчика так, словно они его усыновили и сделали своим наследником. Но потом он представил, как его тщеславный братец изумится тому, что Чет и Опал усыновили ребенка больших людей и дали ему имя скупого дядюшки Кремня, то почувствовал удовлетворение.
— Пусть будет Кремень, — сказал он, теребя белокурые волосы малыша. — По крайней мере, пока он живет с нами.
Волны разбивались о причал. Несколько морских птиц вяло дрались за добычу. С одной из пришвартованных барж доносилось заунывное пение — старинная песня о лунном свете в открытом океане. В лагуне Скиммеров стояла тишина.
Со стены послышались крики дозорных, возвещавших наступление полуночи. Их голоса далеко разносились над водой.
Когда перекличка закончилась, в конце причала загорелся свет. Он вспыхнул, погас, снова зажегся… свет фонаря, направленного в сторону волн. Кажется, ни в замке, ни на стене его не заметили.
Но это не значит, что света никто не увидел. Небольшой черный ялик бесшумно, почти незаметно пересек лагуну и пришвартовался в конце причала. Человек с фонарем, одетый в темный просторный плащ (он ждал на продуваемом ветром причале не меньше часа), наклонился над лодкой и прошептал что-то на языке, мало кому известном и в Южном Пределе, и на севере вообще. Из лодки ответили на том же языке и так же тихо, а потом передали ожидавшему небольшой предмет, сразу же исчезнувший в кармане темного плаща.
Не говоря больше ни слова, лодочник развернул ялик и исчез в тумане, опускавшемся на темную лагуну.
Человек на причале погасил фонарь и направился к замку. Он двигался осторожно, стараясь держаться в тени, словно нес нечто очень ценное или очень опасное.
4. Неожиданное предложение
ЛАМПА
Пламя — ее пальцы.
Бездна — ее глаза, словно песнь сверчка под дождем.
Все может быть предсказано.
Из «Оракулов падающих костей»
Пазл печально смотрел на голубя, которого только что достал из рукава. Голова голубя странно свешивалась набок; похоже, птица была мертва.
— Простите, ваше высочество, — произнес шут, и его худое лицо жалобно сморщилось, отчего стало похожим на мятый носовой платок. Несколько человек в дальнем конце Тронного зала злобно захихикали. Одна из дам издала негромкий взволнованный вздох — пожалела бедного голубя. — Раньше этот фокус прекрасно у меня получался. Возможно, нужна другая птичка, не такая хрупкая…
Баррик закатил глаза и фыркнул, но старший принц повел себя более дипломатично — ведь Пазл был давним любимцем их отца.
— Просто несчастный случай, мой добрый Пазл, — сказал Кендрик. — Ты, безусловно, сумеешь это сделать, если немного потренируешься.
— Ну, угробишь еще дюжину птиц, — шепотом добавил Баррик.
Его сестра нахмурилась.
— Но я хотел отплатить вашему высочеству за прекрасно проведенный день, — ответил старик и сунул мертвую птицу за пазуху клетчатого наряда.
— Теперь мы знаем, что у него на ужин, — шепнул Баррик Бриони, но та шикнула на него.
— Я попробую развлечь вас другими забавами, — предложил Пазл, бросив обиженный взгляд на переговаривавшихся близнецов. — Может, показать что-нибудь из моих старых трюков? Я давно не жонглировал горящими факелами. С тех самых пор, как случилась неприятная история с сианским гобеленом. Но теперь я использую меньше факелов, и фокус больше не опасен.
— Не стоит, — негромко возразил Кендрик. — Ты уже достаточно поработал, а нас ожидают важные дела.
Пазл печально кивнул, поклонился и отошел в дальнюю часть зала. Он так осторожно переставлял длинные ноги, словно ему следовало тренировать именно это умение, а не фокус с голубями. Баррик отметил про себя, что Пазл напоминает кузнечика в шутовском наряде. Придворные исподтишка хихикали и перешептывались, глядя ему вслед.
«Все мы здесь шуты, — подумал Баррик. К нему вернулось мрачное настроение, слегка развеянное неудачным представлением Пазла. — Многие — еще почище старика».
В зале были настежь распахнуты окна, но запах человеческих тел вперемешку с благовониями и пылью все равно казался удушающим: слишком много людей собралось здесь. Баррику было тяжело подолгу высиживать на жестких стульях в Тронном зале даже в лучшие времена. Он повернулся к брату. Старший принц беседовал с Найнором, смотрителем замка. Кендрик, видимо, отпустил какую-то шутку, потому что Саммерфильд и остальные расхохотались, а старый Найнор покраснел и замолк.
«Кендрик притворяется, будто он король, — думал Баррик. — Впрочем, и отец притворялся, ведь он ненавидит все это».
Король Олин действительно не любил ни самодовольного Гейлона из Саммерфильда, ни его шумного и толстого отца, старого герцога.
«Может быть, отец позволил пленить себя, чтобы только не видеть всего этого?» Баррик не успел осознать эту неожиданную мысль, потому что Бриони толкнула его локтем в бок.
— Прекрати! — раздраженно бросил он сестре. Бриони постоянно старалась развеселить его и вывести из мрачной задумчивости. Как же она не видит, что все они в беде — не только семья, но и все королевство? Неужели только он один понимает, насколько плохи дела?
— Нас зовет Кендрик, — ответила Бриони.
Баррику пришлось подойти к старшему брату. Настоящий трон — Кресло Волка — после отъезда короля Олина накрыли бархатом, а то кресло, в котором сидел Кендрик, раньше стояло во главе обеденного стола. Близнецы протиснулись сквозь толпу, стараясь не задеть придворных, что сгрудились возле принца-регента. Баррика беспокоила покалеченная рука, ему хотелось вернуться на холмы и скакать там в одиночестве, без людей. Он ненавидел их, все были ему противны… кроме, конечно, брата и сестры… И возможно, Чавена.
— Лорд Найнор утверждает, что посол Иеросоля не явится сюда до полудня, — сообщил Кендрик, когда близнецы подошли.
— Он сказал, что плохо себя чувствует после длительного морского путешествия, — пояснил Найнор.
Старый смотритель выглядел обеспокоенным. Впрочем, так он выглядел всегда. Кончик его бороды вечно был изжеван, и эта привычка казалась Баррику особенно отвратительной.
