Неожиданно Циклоп выпрямился, издав такой ужасный вопль, что Пол испугался за свои ушные перепонки, а великан попытался ударить кого-то сзади. Азадор отскочил от ноги чудовища, те ножницы, что швырял Пол, теперь торчали из икры Полифема. Великан начал поворачиваться к новому противнику, но вдруг уставил свой огромный с красными прожилками глаз в Пола, съежившегося в углу. Великан проковылял к стене и взял свой пастуший посох — дерево метров шесть в длину, обшитое бронзой, — повернулся с удивительной скоростью и метнул его в Азадора. У Азадора была секунда, чтобы упасть ничком, над его головой просвистел посох. Полифем поднял оружие, намереваясь наколоть Азадора на него как рыбу.
От отчаяния Пол швырнул деревяшку, которую держал в руке, но она отскочила от спины Циклопа, не причинив тому вреда. Пол бросился вперед, подхватил деревянную миску великана, но понял, что от нее не будет прока. Циклоп старался достать Азадора посохом, но тот перекатывался с места на место, однако пространство для маневра все уменьшалось. Пол разозлился настолько, что не сразу понял, что ему жжет ноги, что-то, на чем он стоит.
Циклоп поднял свое оружие, чтобы пригвоздить Азадора к стене, когда Пол с силой вогнал ножницы еще глубже в ногу великана. Полифем взвыл и повернулся к Полу, пытаясь ударить его тыльной стороной ладони, но Пол ожидал удара и сумел уклониться, а потом швырнул целую миску горящих углей в лицо чудовищу.
Он рассчитывал отвлечь Циклопа достаточно надолго, чтобы выскочить из пещеры. Пол не ожидал, что смола, которой было залито тело и лицо великана, загорится. Первой вспыхнула борода.
Пламя объяло голову Циклопа. Вопли боли были настолько ужасны, что Пол опустился на землю и заткнул уши. Полифем повернулся и бросился к выходу, вышибив на ходу камень. Азадор отпихнул Пола с пути великана как раз вовремя.
Пол долго лежал неподвижно, свернувшись калачиком на полу. Ему казалось, что у него треснул череп и он ничего не слышит, кроме какого-то непрерывного гула. Когда он поднял голову, то увидел Азадора, в крови, но живого, стоящего над ним. Он что-то говорил, но Пол не слышал ни слова.
— Кажется, я оглох, — сказал Пол.
Его собственный голос звучал как бы издалека и был тихим, как шепот, сливался с гулом в голове.
Азадор помог ему встать. Они посмотрели на раскрытый вход и прикидывали, сколько у них есть времени до возвращения великана, обожженного и охваченного жаждой отмщения. Азадор указал на плот, явно желая захватить его, но Пол отрицательно покачал головой и двинулся к выходу из пещеры. Они не знали, когда вернется Циклоп, поэтому промедление могло стоить им жизни. Он по-прежнему ничего не слышал, но чувствовал, что Азадор обвиняет его в трусости.
Снаружи занималась заря, и они смогли увидеть следы, которые оставил великан, продираясь сквозь деревья к воде. Они пошли по этому пути, но при этом прятались среди деревьев по сторонам дороги. Тропа шла вниз по склону в сторону океана.
Они увидели Циклопа лежащим вниз лицом на каменном уступе, над ним клубился дым, как над поверженным Титаном, свергнутым с Олимпа на Землю. В его одеянии из овечьих шкур мелькали языки пламени, раздуваемые ветром. Голова все еще тлела и превратилась в почерневший бесформенный выступ на его плечах. Он умер.
Пол опустился на камень рядом с чудовищем, переполненный счастьем оттого, что остался в живых и все еще видит небо. Из-за всего пережитого он разразился слезами. Пол все еще не слышал упреков Азадора, но догадывался о том, что тот говорит, по выражению лица.
Даже уничтожив Циклопа, они не могли тут же покинуть остров, да не очень-то и спешили уехать.
Весь первый день боевые друзья приходили в себя: спали и залечивали раны. Большая часть повреждений были просто порезы и синяки, но ребрам Азадора пришлось вынести страшный удар; у Пола вернулся слух, но были обожжены ноги, руки и грудь в местах, куда попали раскаленные угли. Солнце клонилось к вечеру, Азадор предложил провести ночь в пещере Циклопа, но Пол не желал оставаться в вонючей норе. К большому неудовольствию Азадора, он предложил разбить лагерь перед пещерой, хоть и под открытым небом, но на свежем воздухе.
Азадор поймал и убил одну из овец великана, все стадо разбрелось после смерти хозяина. Запах жарящегося мяса остро напоминал о том, как им удалось выжить, но Азадор ел с аппетитом. Когда Азадор закончил трапезу, он выглядел вполне окрепшим и даже пробормотал что-то насчет сообразительности Пола.
— Хорошо придумано — огонь, — сказал он. — Ублюдок вспыхнул как свечка — рш-ш-ш! — Азадор изобразил языки пламени пальцами, — а теперь мы едим его мясо.
— Пожалуйста, прекрати. — Полу становилось дурно от таких рассуждений.
Плот был слишком большим, чтобы тащить его к воде, поэтому они разобрали его на несколько частей, аккуратно сложили веревки, чтобы потом использовать, и отнесли все это на берег.
— Он был чертовски силен, этот урод, — ворчал Азадор, пока они тащили по склону холма связанные между собой бревна. — Как он тащил наш плот вверх, держа над головой, — когда я увидел его над вершинами деревьев, то подумал, что это сама Черная Кали.
Пол запнулся за корень и чуть не выпустил свой конец плота.
— Черная кто?
— Кали. Она почитается нашим народом. Мы носим ее в лодке к океану каждый год.
Пол пристально посмотрел на товарища.
— Статую. В ее день мы несем Кали к воде. Ее еще зовут Черная Сара.
Пола удивила не необычность обряда, а то, что Азадор делится чем-то личным.
— Она… — Он подумал. — А кто твой народ?
Азадор поднял брови.
— Я — ромал.
— Цыган?
— Можно и так. — Но Азадору это явно не понравилось, и он промолчал всю дорогу до берега.
Они могли пользоваться инструментами великана, хотя инструменты были тяжеловаты и не очень удобны. Особенно пригодился зазубренный бронзовый нож, длинный, как меч, но в два раза шире, — он годился для отпиливания веток. За два дня работы, прерываемой ливнями или необходимостью отдохнуть, им удалось собрать плот и сделать новую мачту из мягкой древесины молодого дерева. Но на этот раз работа потребовала больше усилий, чем строительство плота на острове Калипсо. Не раз Полу пришлось пожалеть, что ее волшебный топор не пережил встречу с ужасной Сциллой.
Вечером второго дня они решили устроить праздник, потому что собирались отплыть на следующее утро.
Кроме несчастного животного, нога которого жарилась над костром, потрескивая в огне, Азадор отобрал еще нескольких самых жирных, чтобы взять их с собой на плот. Его согревала мысль о том, что у них будет запас свежего мяса. Их костер вздымался высоко к небу, искры кружились среди деревьев, а Азадор танцевал и пел песни, слова которых почему-то не переводились машинами Иноземья. Когда Азадор выделывал особенно сложные па, его лицо напрягалось, но выражение радости не исчезало. Пол почувствовал симпатию к своему спутнику.
