— Не двигайся, они тебя услышат!
Они оба замерли, как мыши при приближении совы. Звуки — шорох листьев, треск веток — раздавались с двух сторон. Пола охватил глубокий, всепоглощающий ужас от мысли, что преследователи совсем рядом и берут их в клещи, что через минуту их схватят, если они будут стоять на месте. Он схватил женщину за руку, несмотря на страх, почувствовал хрупкость ее костей и потащил в заросли, они побежали, пытаясь найти выход из сада.
Какое-то время он ничего не слышал, кроме потрескивания упавших веток и звука раздвигаемых ветвей, потом раздался крик, ему вторил второй, такой же бесстрастный. И тут они вырвались из зарослей и уперлись в непроходимую белую стену.
Не успел Пол нырнуть обратно в густые заросли, как в стене открылся огромный глаз, он медленно мигал и был неумолимо жесток.
— Старик! — взвыла женщина, но ее крик потонул в рокоте голоса, даже меньше похожего на человеческий, чем рев самолета.
— ЗА МОЕЙ СПИНОЙ! — Голос был настолько громким, что у Пола навернулись на глаза слезы. Птицы поднялись в воздух, издавая пронзительные крики ужаса. Они теряли перья, которые, кружась, опускались вниз, как цветной снег. Крылатая женщина рухнула на землю, словно ее сразила пуля.
— Я ТЕБЯ ВИЖУ! — взревел голос, а глаз увеличился настолько, что казался больше комнаты. — Я ВСЕ ВИЖУ!
От мощного голоса содрогалась даже земля. Пол наклонился, чтобы помочь женщине встать, когда он увидел ее лицо, на нем уже не было паники, напротив, там читалась решимость.
— Пол, — сказала она. — Ты должен меня выслушать.
— Бежим! Мы должны бежать!
— Вряд ли я смогу прийти к тебе снова в этом мире. — По мере того как она говорила, огромный пыльный сад терял четкость. Рычание Старика отдалялось. — Мне больно находиться в местах, где у меня есть двойник. Боль сильна, и она ослабляет меня. Ты должен выслушать.
— О чем ты? — Он вдруг вспомнил, что это сон, и все равно не понимал, что происходит. Где жуткий глаз? Или это тоже сон?
— Ты застрял, Пол. Это место, где ты сейчас, убьет тебя, так же неотвратимо, как мог бы любой из твоих врагов. То, что тебя окружает, — это… это помехи. Я могу их убрать, но очень ненадолго, потому что потребуются все мои силы. Возьми с собой второго, того, сироту. Я, возможно, больше не приду к тебе, ни с пером, ни без него.
— Я не понимаю…
— Я могу убрать помехи только на минуту. Давай!
Пол схватил ее, но она таяла, превращаясь не в темноту, а в тусклый свет. Пол моргнул, но противный серый свет не исчезал, ничего другого не появлялось.
Он приподнялся на локтях. Вокруг него простиралась самая отвратительная местность, только грязь и голые деревья, все это усугублялось блеклым светом утра. То, что он сначала принял за грязные бугры, оказалось жилищами, сделанными из веток, камней и кривых кирпичей. Но еще отвратительнее были тощие человеческие фигуры, с нечесаными волосами и без зубов. Они сидели в позе нищих или лежали в грязи, конечности грязных людей плавно двигались, словно они плыли в своих снах. Кругом грязь и нищета, даже облака, затянувшие небо, были плотные, похожие на слизь.
Пол поднялся на ноги, его колени дрожали. Было трудно даже удерживать свой вес — как давно он стоит? Где он?
Помехи, так сказала женщина-птица. Смысл медленно доходил до него, наполняя ужасом.
«Я все время был здесь? Здесь спал и ел?» Ему показалось, что его стошнит. Он сплюнул подступившую к горлу мокроту и поплелся вниз по холму в поисках моря. Она велела взять с собой и второго, кого второго? Другого сироту? Она, наверное, имела в виду Азадора, но где же он? Пол едва выносил вид хныкающих, бормочущих существ, ворочающихся в своих убогих жилищах. А он-то думал, что они красивы. Как такое безумие возможно?
«Лотофаги, пожиратели лотоса, — всплыло в его памяти, будто вспышка света. — Цветы, мне следовало догадаться!..»
Пока он спускался с холма через жалкую деревушку, ветер сменил направление, и аромат цветов донесся до него. Ветер, который нес этот сладкий, пикантный аромат, был теплым — все становилось теплее. Появилось солнце, тучи моментально исчезли, открылось огромное чистое небо.
Пол остановился, пораженный ярким белым камнем, из которого была выстроена деревня, аккуратными дорожками и огороженными садиками. В тени оливковой рощи собрались люди с сияющими глазами, они беседовали и пели. Выходит, это был кошмар, та грязь и разруха? Как еще объяснить? Конечно, другого ответа быть не может. Пьянящий, ароматный воздух лугов вернул его к действительности, и только. Невозможно сожалеть об исчезновении чудовищного видения, глядя на великолепие окружающей красоты, хотя воспоминания об увиденном не выходили у него из головы.
«Азадор, — подумал он. — Я ведь искал Азадора. Хотя я могу поискать его позже, за едой, например, или завтра…»
Пол вдруг вспомнил, что у него в руке что-то зажато. Он посмотрел на шарф. Когда-то чистый, а сейчас такой мятый и измазанный серой грязью настолько, что вышитого изображения пера почти не видно. И вдруг он услышал голос женщины, настолько ясный, будто она стояла рядом с ним:
«Я могу удержать помехи, но только совсем ненадолго, на это уйдут почти все мои силы…»
Ему не хотелось лишаться приюта в этой прекрасной деревне, теплого солнца, но он не мог забыть ее голос, мрачные опасения заставляли женщину говорить резко. Грязный шарфик лежал у него на ладони, ткань помялась.
Небо начало темнеть, и деревня снова начала превращаться в убожество, будто колесо эволюции завертелось быстрее, вперед к концу света, а может, наоборот, назад, к славным истокам цивилизации. Пол крепко прижал шарф к груди, опасаясь, что магия фальшивой красоты может опять взять над ним верх и он останется здесь навсегда, ослепленный чарами, в плену у болота.
— Азадор! — завопил он, пытаясь устоять на ногах на скользком от грязи склоне. — Азадор!
Он нашел его в клубке тел, мокрых, обнаженных. Они переплелись между собой, будто улитки в брачный сезон. Пол наклонился, схватил цыгана за скользкую руку и начал тащить его из кучи тел. Тощие руки в синяках пытались уложить их обоих. Пол закричал от отвращения и пнул ногой ближайшее грязное тело. Все тела повторили движение, как отростки актинии, когда она пугается.
Сначала Азадор ничего не понимал и позволил отвести себя вниз, где находился их плот. Ему даже удалось добиться, чтобы плот вышел за первую линию торчащих из воды камней, где запах лотосов стал слабее. Но тут Азадор попытался броситься в воду и плыть назад к берегу. Пол держал его и не пускал. Полу удалось сдержать все растущее бешеное сопротивление Азадора только благодаря тому, что он видел, как Азадор все еще пребывал в гипнотическом плену цветочного запаха, тот весь дрожал.
Наконец, когда остров ушел за горизонт, а ветер очистил воздух от всех запахов, кроме запаха моря, Азадор успокоился. Он отполз от Пола и улегся на палубу лицом вниз, глаза его были сухими, но в них читалось рыдание, будто у него отняли сердце.
