Наконец он увидел ее лицо. Несмотря на смятение и боль, Пол обрадовался, увидев знакомые черты.
— Не важно, как ты это называешь, сном или не сном, я рад, что ты снова пришла.
Он заметил, что она чем-то обеспокоена.
«Я невероятно устала, Пол. Вряд ли я смогу еще раз пройти такое расстояние, даже сквозь сои, как ты это называешь. Пойми, времени осталось совсем мало».
— Что я могу сделать? Я не могу прийти к тебе, пока не узнаю, где ты. — Он рассмеялся злым, печальным смехом, раньше такого не бывало. — Я даже не знаю, кто ты.
«Сейчас не важно, кто я, потому что, если ты не придешь к нам, я стану ничем».
— Но что же мне нужно делать? — спросил он. «Те, кого ты ищешь, рядом. Найди их».
— Орландо и его друг? Я уже нашел их.
«Нет. — В ее голосе угадывалось недовольство, лицо же по-прежнему было плохо различимо — призрачные очертания на фоне черной горы. — Нет, есть еще другие, они сейчас между старыми и новыми стенами. Нужны все. Я попробую провести тебя к ним, но ты должен постараться — мои силы на исходе. Я слишком много пользовалась зеркалом».
— Пользовалась… Что это значит? А если я их найду, где находишься ты? Где искать тебя?
Она махнула рукой, ее образ начал тускнеть. Сначала он подумал, что это прощальный жест, и Пол вскрикнул от разочарования — он слабо ощущал свое собственное тело, которое почти не реагировало, — но тут Пол понял, что она на что-то показывает, а ее изображение стало бледнеть и исчезло.
«Гора…» — Ее голос доносился издалека, потом и голос, и изображение растворились.'
Черная гора изменилась. Бесконечные, острые как бритва ребра изогнулись и сморщились, форма поплыла, будто рука размером с галактику смяла гору, как бумажную пирамидку. Ее по-прежнему было видно, она по-прежнему тянулась в небеса, но была вся корявая, по поверхности бегали блики, до того места, где она расширялась, уносясь ввысь, и стала похожа на гриб или… на дерево.
Полу хотелось броситься к нему, хотя он ничего не понимал, но старался все запомнить. Однако огонь у основания начал затухать, и черное дерево слилось с черной ночью. Когда это произошло, вид дерева изменился, то ли Пол вырос, то ли дерево усохло. Что-то, чего не было раньше, поблескивало на верхних ветвях.
Пол пригляделся. На ветвях покоилось что-то блестящее, цилиндрической формы и серебристого цвета. И лишь в самый последний момент перед его исчезновением Пол понял, что это такое.
Колыбель.
Пол со стоном поднялся на ноги, Вокруг него спали уцелевшие итакцы, они свалились там, где их застал конец битвы. Они спали в странных позах, с приоткрытыми ртами и нахмуренными лицами, словно подражали тем несчастным, что погибли.
Троянцы отошли недалеко от греческого лагеря. Битва закончилась с заходом солнца, и троянцы впервые расположились не за стенами своего города, а прямо в долине. Несомненно, они снова пойдут в атаку, как только взойдет солнце, постараются вернуть напор предыдущего дня и отбросить греков в море.
«Почему виртуальное тело так болит? — удивлялся Пол. — А если болит мое настоящее тело, зачем эти ублюдки сделали такую программу, которая причиняет столько страданий? Неужели так необходимо, чтобы все выглядело настолько реалистично?»
Он добрел до стены и залез на нее, чтобы посмотреть на огни троянских костров и на дремлющую громаду города вдали. Только что пережитый сон еще не развеялся, и Пол ожидал увидеть громадный черный пик, уходящий в небо и закрывающий его собой. Но ничто не загораживало линию невысоких холмов за Троей.
«Что это значит? Колыбель? На вершине дерева, как в „Баю-баюшки-баю…“?»
Пол потер раненую руку и посмотрел на лагерь троянцев: тысячи горящих костров напомнили ему трещины в остывающей лаве.
«Кто же это может быть?»
Он полагал, что «между новой и старой стеной» значит в долине. Почему женщина, кто бы она ни была, говорила загадками? Совсем как в греческих мифах, сплошные пророчества и трагедии.
«Должна быть причина, — рассуждал он. — Должна. Я просто ее не обнаружил пока. Что-то связанное с системой или с женщиной».
Пол поплотнее запахнул плащ, он спустился со стены и направился к воротам, удивляясь спокойствию и неподвижности мира, который всего несколько часов тому назад безумствовал, напоминая картину Босха. Он скажет охране, что идет на разведку, тем более что Одиссей в самом деле так поступал. Конечно, было бы лучше поспать и залечить раны, но Пол знал, что это, может быть, его последняя возможность найти тех неизвестных, что ждали между стенами. В конце концов, если завтра повторится то же, что было сегодня, новая стена может исчезнуть. Да и он сам тоже.
Саломея Мелисса Фредерикс была необычной девочкой.
Ее мама довольно рано это поняла, когда дочь отвергла не только свое имя, но и все предлагаемые варианты: «Салли», «Сал», «Мелисса» и другие производные. Ее не устроило (хотя и неудивительно) даже «Ломи», предложенное мамой, чтобы избежать имени Сэм. Но девочка хотела носить имя Сэм, она настаивала на этом с самого раннего детства. Просто отказываясь отзываться на другие.
Отец, которому не нравилось имя Саломея, поддерживал ее, выступая в этом вопросе как пятая колонна, постоянно якобы забывая свое обещание не называть Саломею ужасным мужским именем, поэтому Энрика Фредерикс была вынуждена сдаться.
Этот ранний опыт убедил Сэм в ценности молчаливого неповиновения. Учителя считали ее не просто хорошей, а глубоко заинтересованной ученицей, а друзья видели в Саломее спокойного, но удивительно уверенного в себе товарища. Многие ее подружки начали экспериментировать с сексом задолго до окончания подросткового возраста. А Сэм Фредерикс никак не могла решить, чего бы ей хотелось в романтическом плане. Она, конечно, думала об этом и мечтала, но знала только одно, чего она не хочет. Ей не хотелось, чтобы кто-то из одноклассников ее щупал. Наркотики не произвели на нес впечатления. Чего она действительно хотела больше, чем хороших отметок, признания друзей, больше, чем приключений реальных и виртуальных, доступных детям ее возраста, — это была свобода от влияния родителей и товарищей, чтобы, когда вырастет, она смогла бы сама решить, чего хочет от жизни. Ей виделось, что это время уже маячит вдалеке, и таким переломным моментом ей казался возраст в шестнадцать лет.
Знакомство с Орландо Гардинером вызвало множество противоречивых чувств, которые не были ей понятны, потому что она всегда была уверена в себе, легко заводила друзей, хотя и не сближалась ни с кем. Она играла в футбол так хорошо, что ей дважды предлагали стать капитаном команды (оба раза она отказалась от этой чести). Ее хладнокровный вид зачастую заставлял учителей думать, что она знает ответ на вопрос, даже если она его и не знала, но они спрашивали других, обращая свой педагогический талант на тех, кто нуждался больше. Даже в мире ролевых игр она всегда была жизнерадостной индивидуалисткой, никогда не была лидером, но никогда и не подчинялась другим. Однако все изменилось, когда вор Пифлит встретил молодого варвара по имени Таргор в «Арапнике», таверне с сомнительной репутацией, но тем не менее одной из лучших в Воровском квартале Мадрихора. Таргор уже был полулегендарной фигурой в Срединной стране, и он знал Пифлита по рассказам других. О Пифлите говорили, что тот необычайно надежен для вора, а Таргору как раз нужен был специалист по замкам для квеста, где требовалось добыть кое-какие артефакты у барона. Он предложил персонажу Сэм хороший процент в деле.
