— Прощай, смертный! — закричала Калипсо, слезинка заблестела в ее прекрасных глазах, волосы развевались, как черная туча, обрамляя безупречно совершенное лицо. — Я тебя никогда не забуду!
— Берегись Сциллы и Харибды!
[16]
— пропищала перепелка, ее слова пробудили у Пола смутное воспоминание — вроде бы это название опасных скал. — Иначе они проглотят тебя, как змея яйцо!
Пол помахал птахе рукой и вышел в открытое море, окрашенное закатным солнцем в цвет меди.
Ночь в море, проведенная на корабле, очень отличалась от той, что Пол провел в воде, цепляясь за деревянный обломок. Небо почернело как смола, серп луны был совсем тонким, зато звезды светили в десять раз ярче, чем в действительности. И тогда Пол понял, как древним пришло в голову, что с неба на их деяния взирают боги.
В самые темные и бесконечные часы ночи его снова посетило сомнение. Вспоминая Гэлли и его ужасную смерть, Пол не мог не почувствовать, как незначительно в сравнении с ней все остальное: даже его собственные надежды и страхи. Но и в моменты слабости он понимал, что бессмысленно об этом думать, а сейчас тем более. Корабль прекрасно подчинялся его неумелым рукам: и парус, и снасти казались волшебными, как топор, которым он строил лодку. Воздух пропитался запахом соли, волны поблескивали в свете звезд, уже трижды его окружали и некоторое время сопровождали дельфины, божественно красивые и быстрые. Пол не мог отделаться от чувства вины и сожаления, но ему удавалось отгонять эти мысли. Он отдохнул, он снова в пути в поисках далекой Трои, и пусть свершится его судьба.
«Судьба? — Пол громко рассмеялся. — О боже! Ты только послушай, что говоришь. Это же игра. Все равно, что пейнтбол: вон идет Пол Джонас — бах, вон он пошел туда — бах!»
Стало немного легче, по крайней мере, пока.
* * *
Первые подозрения, что он опрометчиво доверился своим поверхностным знаниям классической литературы, появились на рассвете, и вызваны они были появлением медленного, но постоянно усиливающегося течения, которое Пол заметил только сейчас. Течение уводило его в сторону, несмотря на надувшийся парус, установленный в другом направлении.
Последнее время он был очень занят: обходил многочисленные мелкие островки, обдумывал непонятные вещи, сказанные женщиной-птицей — ангелом, как стал теперь называть ее Пол, — поэтому он забыл предупреждение перепелки. Но течение окрепло, и его рев нельзя было не услышать. У Пола что-то оборвалось внутри.
«Погоди, — подумал он. — Сцилла и Харибда — это просто скалы? Не была ли одна из них водоворотом, затягивающим корабли и перемалывающим их, как приспособление для уничтожения отходов в кухонной мойке?»
Тут он понял, что рев усилился и походил как раз на шум водоворота.
Пол отпустил румпель, судно поплыло дальше, а Пол уцепился рукой за мачту, пытаясь разглядеть, что впереди. Когда он отпустил руль, его суденышко поплыло по воле волн, накренилось к западу и чуть не скинуло Пола с палубы. В утреннем тумане показались два каменистых острова на расстоянии всего нескольких сот метров друг от друга. Тот, что слева, представлял собой высокую зазубренную гору, выступающую из моря, вершина ее скрывалась в черных тучах. Там, где волны разбивались об основание острова, скала настолько изобиловала неровностями, что пропорола бы обшивку даже современного линкора, а в распоряжении Пола был вовсе не линкор. Но это было не все: рядом находился другой остров, пониже, к которому относило плот. Та часть второго острова, что была повернута в сторону пролива, имела форму неровного полукруга, наподобие низкого амфитеатра, а в центре залива воды образовывали мощный водоворот, образующий широкую дыру в океане с вращающимися стенами, достаточно большую, чтобы поглотить крупный офисный центр.
Ветер усиливался. Пол вдруг вспотел, несмотря на утреннюю прохладу, капли пота остывали на ветру и покалывали кожу, как булавки. Пол бросился по наклонной палубе к рулю. Он тянул его, пока суденышко не взяло курс ближе к острой скале слева: здесь был хотя бы шанс избежать столкновения, но если он попадет в водоворот, его уже ничто не спасет. Деревянный руль скрипел, сопротивляясь течению, которое тащило Пола в сторону. Держась за руль, он молился, чтобы познания перепелки в кораблестроении оказались достаточно глубокими. Когда корабль входил в залив, одно из креплений лопнуло, издав унылый звук, незакрепленная рея начала раскачиваться из стороны в сторону, и парус захлопал. Теперь ветер не помогал, и судно начало поворачиваться в сторону водоворота. В самый отчаянный момент Пол вспомнил о шарфе с пером, привязанном у него на талии. Он быстро привязал шарфом руль и бросился к мачте. Рея поворачивалась по ветру и ударила его несколько раз по рукам и ребрам, но Полу удалось вернуть ее на место и привязать к мачте таким крепким узлом, на какой он только был способен. Пол был уверен, что любому моряку его узел бы не понравился, но его это не волновало. Крутящиеся черные воды Харибды приближались с каждым мгновением.
Он прополз на корму. Узел на шарфе ослаб из-за течения, и Полу пришлось налечь на руль, чтобы вернуть плоту направление на скалу, потом он держал его изо всех сил, когда суденышко коснулось внешнего круга водоворота, что было жестоким испытанием для измученного тела Пола. Он закрыл глаза, стиснул зубы и громко закричал, но грохот воды поглотил звук голоса. Румпель дернулся и стал поворачиваться против его воли, будто могучая рука управляла суденышком. Пол снова закричал от страха и ярости и вцепился в руль.
Неясно, сколько прошло времени, прежде чем ослабло течение водоворота. Измученный, ослабевший, Пол еле держался на ногах. Он открыл глаза и увидел нависающие над его головой выступы скалы, он почти мог коснуться их с плота. Пол только успел убедиться, что проскочит, не задев скалы, когда сверху что-то сорвалось и ринулось вниз — что-то невероятно длинное, с одной стороны сверкнули клыки. Пол не успел даже вскрикнуть, когда змея обрушилась на него, ноги подогнулись, и Пол свалился на палубу, что спасло его, но тварь — подобие щупальца с твердой, потрескавшейся кожей — ударила по мачте и срубила ее, будто это сырая макаронина, а не толстый ствол. Пасть на конце щупальца сорвала парус с обломка мачты и стала яростно трясти его. Вскоре кусочки ткани поплыли в воде, подгоняемые ветром. Пол, засыпанный ошметками, пытался встать.
Он успел схватить топор, прежде чем тварь снова бросилась на него. Если это было щупальце, то само существо пряталось где-нибудь в темной пещере в скале, откуда тянулась конечность или, может, шея: на морде не было ни глаз, ни носа. Чем бы ни была эта тварь, на конце громадной веревки из мышц и чешуи щелкали большие челюсти, полные острых, как у белой акулы, зубов. Пол отошел назад и замахнулся топором. Не успел он порадоваться, когда топор глубоко вонзился в плоть, как оказался в трех метрах над палубой: тварь начала уползать наверх, а топор застрял в ее шкуре. Розоватая слизь потекла из глубокой раны и залила Полу лицо. Он заколебался: то ли выпустить из рук свое единственное оружие, то ли держаться, но тут топор выскользнул из тела твари, и Пол свалился на бревна плота, которые так старательно рубил и обрабатывал.
