Трапеза тянулась невыносимо долго. Стиснутый усталыми судомойками, Саймон отчаянно сопротивлялся безумному желанию вскочить и швырнуть чашку и тарелку так, чтобы они закружились по устланному соломой полу. Разговоры бесили его своей абсолютной неуместностью, пастуший пирог, испеченный Юдит специально для праздника костров, казался твердым и безвкусным как дерево.
Рейчел с неудовольствием наблюдала за ним со своего места во главе стола.
Когда Саймон наконец вскочил, чтобы принести свои извинения, она последовала за ним к двери.
— Извини, Рейчел, я спешу, — сказал он, надеясь избежать предстоящей нотации. — Доктор Моргенс хочет, чтобы я помог ему с чем-то срочным. Можно?
Сперва у Рейчел был такой вид, как будто она собирается схватить его за ухо и препроводить обратно за стол, но что-то в его лице или тоне тронуло ее, она почти улыбалась.
— Хорошо, мальчик, можешь идти, но сначала не забудь поблагодарить Юдит за этот славный кусок пирога. Она весь день потратила на то, чтобы его приготовить.
Саймон бросился к Юдит, сидевшей за отдельным столом. Ее толстые щеки покраснели, когда он высказал ей свое восхищение. Саймон побежал к двери, но Рейчел поймала его за рукав. Саймон открыл было рот, чтобы горячо протестовать, но она сказала только:
— Успокойся и будь осторожен, ты, мальчик-простак. Не бывает таких важных дел, чтобы из-за них стоило умирать по дороге. — Она погладила его руку и отпустила. Саймон уже давно исчез за дверью, а она все смотрела ему вслед.
Саймон натянул жилет и куртку, только дойдя до колодца. Доктор еще не появился, и Саймон нетерпеливо расхаживал в тени трапезной, как вдруг мягкий голос за его спиной заставил юношу вздрогнуть.
— Извини, что заставил тебя ждать, мальчик. Пришел Инч, и я провел дьявольских полчаса, убеждая его, что он мне не нужен. — Доктор натянул капюшон, пряча лицо.
— Как вы ухитрились подойти так незаметно? — спросил Саймон, как и доктор, шепотом.
— Я на что-то еще гожусь, Саймон, — сказал доктор оскорбленным тоном. — Я стар, но еще не в маразме.
Саймон не знал, что такое маразм, но суть он понял.
— Извините, — шепнул он.
Они молча спустились вниз по лестнице трапезной, где Моргенс достал хрустальную сферу величиной с незрелое яблоко. Он потер ее, и внутри загорелась искорка, которая быстро разгоралась, освещая тюки и бочонки мягким медовым светом. Моргенс обернул нижнюю часть светильника рукавом и держал его перед собой, пока они пробирались через штабеля продуктов.
Люк был закрыт. Саймон не помнил, захлопнул ли он его, когда в ужасе выбирался наружу. Они осторожно спустились по лестнице — Саймон впереди, а за ним Моргенс со светящимся шаром, свет которого озарял все вокруг. Саймон показал на чулан, где Прейратс чуть не поймал его. Они спустились еще ниже, к подвальному этажу.
Нижняя комната была пуста, как и прежде, но дверь, ведущая в каменный проход, была закрыта. Саймон, уверенный, что он этого не делал, сказал об этом Моргенсу, но маленький доктор только нетерпеливо отмахнулся и, подойдя к стене, начал отыскивать место, где была щель, в соответствии с указаниями Саймона.
Доктор делал рукой круговые движения по стене, бормоча что-то вполголоса, но нижняя щель так и не появлялась. После того, как Моргенс еще некоторое время пошлепывал по стене, разговаривая сам с собой, Саймону надоело переминаться с ноги на ногу и он присел на корточки около доктора.
— Разве вы не можете сказать какое-нибудь заклинание и открыть ее?
— Нет, — прошипел Моргенс. — Умный человек никогда, я повторяю никогда, не использует Искусство, пока в этом нет необходимости. Особенно, когда имеет дело с другим адептом, вроде нашего отца Прейратса. Это все равно, что поставить свою подпись.
Пока Саймон сидел на корточках и хмурился, доктор плашмя положил свою руку на то место, где находилась дверь. После быстрого легкого прощупывания поверхности он резко ударил по ней правой рукой. Дверь открылась, и в комнату проник свет факела. Доктор заглянул за дверь, бросил лампу-кристалл в свой объемистый рукав и вытащил кожаный мешок.
— Ах, Саймон, Саймон, — тихо засмеялся доктор, — какой замечательный взломщик получился бы из меня! Это была не волшебная дверь. Ее просто замаскировали при помощи Искусства. Ну, пошли. — И они вошли в сырой каменный коридор.
Эхо их шагов разносилось по коридору, а они шли и шли к его концу, к запертой двери. Быстро оглядев замок. Моргенс заглянул в глазок.
— Думаю, что ты прав, парень, — прошипел он. — Берцовая кость Нуанни! Как бы мне хотелось, чтобы я ошибался! — Он вернулся к изучению замка. — Отправляйся в тот конец коридора и смотри и слушай. Смотри и слушай!
Саймон стоял на страже, а Моргенс рылся в своем мешке и наконец достал из него длинное, тонкое, как игла, лезвие с деревянной ручкой. Он весело помахал им, демонстрируя Саймону.
— Это кинжал, которым колют свиней в Наранси. Я знал, что он когда-нибудь мне понадобится.
Он примерил его к замочной скважине: лезвие легко вошло в отверстие и еще оставалось свободное место. Доктор вытащил лезвие и достал из мешка крошечную баночку, которую открыл зубами. Саймон смотрел, как завороженный, а Моргенс перевернул баночку и налил темную липкую массу на узкое лезвие и быстро сунул его в замочную скважину. На замке остались блестящие следы.
Моргенс осторожно пошевелил кинжалом в замке, затем отступил и начал считать на пальцах. Пересчитав пальцы обеих рук три раза, он схватился за тонкую ручку и пытался повернуть кинжал, потом поморщился и отпустил ее.
— Иди-ка сюда, Саймон. Мне нужны твои сильные молодые руки.
По указанию доктора Саймон схватился за рукоятку этого странного инструмента и попытался повернуть его, но пальцы его соскользнули с полированной поверхности дерева. Он схватился покрепче и вскоре почувствовал, как что-то зацепил там, внутри замка. Через секунду он услышал, как в сторону соскочил запор. Моргенс кивнул, и Саймон плечом открыл дверь.
Догорающие свечи еле-еле освещали камеру. Когда Саймон и доктор вошли в нее, они увидели, что скованная фигура в глубине подвала приподняла голову.
Глаза узника медленно расширялись, как бы узнавая что-то. Губы его зашевелились, но только хриплое дыхание вырывалось из него. Запах мокрой, гнилой соломы был совершенно непереносим.
— О… о… мой бедный принц Джошуа, — только и смог произнести доктор.
Пока Моргенс внимательно рассматривал наручники Джошуа, Саймон стоял рядом, остро чувствуя свою бесполезность. Он ничем не мог помочь. Принц Джошуа был худ, болезненно худ и бородат, как бандит с большой дороги, участки тела, которые были видны сквозь гнилое покрывало, были покрыты язвами.
Моргенс что-то зашептал на ухо Джошуа Безрукому, затем снова достал свой мешок и вытащил из него плоскую коробочку, вроде той, в которой держат губную помаду. Проворно втирая что-то из коробки сначала в одну ладонь, а потом в другую, доктор еще раз осмотрел оковы Джошуа. Обе руки принца были прикованы к массивному кольцу в стене: одна с наручником вокруг запястья, вторая с металлическим манжетом, надетым на тонкую руку чуть выше локтя.
