— Ну что, можем идти? — спросил Слудиг. Хейстен потирал руки, пытаясь их согреть. Он снял свои неуклюжие перчатки, чтобы помочь со свитками.
— После того, как произойдет возвращение всего этого на место, — Бинабик указал на огромную пачку отложенных свитков.
— Ты что, с ума сошел? — воскликнул Хейстен. — Как можно на этом терять время?!
— Потому что мы имеем здесь редкие, драгоценные вещи, — сказал Бинабик спокойно, — и они будут находить погибель, если мы будем оставлять их на полу. Тот, кто не уводит отару на ночь, бесплатно отдает баранину, — вот так говариваем мы, кануки. На это не очень больше, чем минута.
— Проклятое древо! — выругался Хейстен. — Помоги-ка мне, Саймон, — проворчал он, нагибаясь, — а то провозимся здесь до самого рассвета.
Бинабик давал Саймону указания, что класть в какую из верхних ниш. Слудиг с нетерпением ждал возможности включиться в эту работу. Ситки тем временем перебирала содержимое альковов и набрала целую охапку свитков, которые затем свернула в один и тихонько сунула под свою кожаную куртку, но вдруг обернулась и быстро сказала что-то по-канукски. Бинабик пробрался мимо кипы спутанных кож и встал рядом с ней.
У нее в руках был свиток, скрепленный черным кожаным ремешком. Шнурок стягивал не только середину свитка, но и оба его конца. Бинабик взял у нее свиток и приложил ко лбу два пальца жестом, выражавшим почтение.
— Это узел Укекука, — сказал он тихо Саймону. — Я не питаю сомнения.
— Это пещера Укекука, не так ли? — сказал озадаченный Саймон. — Так что же удивительного в узле?
— Этот узел имеет свидетельство об очень важном свитке, — объяснил Бинабик. — Кроме того, я этого раньше не видывал. Он возможно скрывал это от меня или возможно писал, когда мы принимали решение отправляться в путешествие, в котором он умер. А этот узел, если я правильно знаю, указывает на вещи, имеющие очень исключительную силу, послания или заговоры только для посвященных. — Он снова потрогал узел, лоб его наморщился. Ситки смотрела на свиток горящими глазами.
— Ну вот, это последняя из этих проклятых вещиц, — сказал Хейстен. — Если тебе эта штука нужна, бери ее с собой. Мы больше не можем терять время, человечек.
Бинабик мгновение колебался, нежно поглаживая узел; осмотрел пещеру еще раз, потом засунул свиток в рукав.
— Нам и вправду пора, — согласился он. Он жестом направил всех к выходу, загасил факел, прижав его к выемке в полу, и последовал за ними.
Остальная компания остановилась у входа, прижавшись друг к другу, как стадо испуганных овец. Шедда, луна, окончательно скрылась на западе за соседней горой, но ночь внезапно наполнилась светом.
Огромный отряд троллей направлялся к ним. Лица их под капюшонами были мрачны. С копьями и факелами в руках они окружили пещеру Укекука, и тропа с обеих сторон была занята ими. Несмотря на свою многочисленность, тролли вели себя так тихо, что Саймон услышал шипенье их факелов прежде, чем услышал звук шагов.
— Камни Чукку, — сказал Бинабик без выражения. Ситки отступила и вцепилась в его рукав, глаза ее расширились в свете факелов, а рот был сурово сжат.
* * *
Пастырь Вамманак и Охотница Нунуйка предводительствовали своими овцами. На них были сапоги и подпоясанные одеяния. Волосы их свободно развевались, как будто они одевались в спешке. Когда Бинабик выступил им навстречу, вооруженные воины встали за его спиной, направив на его товарищей щетину копий. Ситкинамук прошла сквозь их ряд, чтобы присоединиться к нему. Она встала рядом с ним, вызывающе вздернув подбородок. Вамманак избегал взгляда дочери, остановив глаза на Бинабике.
— Итак, Бинабик, ты не хочешь предстать перед судом своего народа? Я о тебе думал лучше, несмотря на твое низкое происхождение.
— Мои друзья невиновны, — ответил Бинабик. — Я держал твою дочь заложницей, пока риммерсман Слудиг не спасется вместе с остальными.
Нунуйка выехала вперед, и ее баран поравнялся с бараном мужа.
— Пожалуйста, Бинабик, не отказывай нам в наличии хоть какого-то разума, хотя никто из нас не сравнится умом с твоим наставником. Кто отослал стражу? — Она внимательно посмотрела на Ситки. Глаза Охотницы были холодны, но в лице можно было уловить своеобразную гордость. — Дочь моя, я думала, что ты просто дурочка, раз собираешься выходить за этого недоучку-колдуна. Теперь же я вижу, что ты преданная дурочка. — Она повернулась к Бинабику. — Если тебе удалось вновь околдовать мою дочь, не думай, что тебе удастся избежать исполнения приговора. Ледяной дом не растаял. Зима убила весну. Ритуал Призывания не выполнен — а ты рассказываешь нам детские сказки и снова берешься за дьявольские трюки в пещере своего наставника, которую охраняла для тебя твоя волчица. — Нунуйку охватывал все более яростный гнев. — Тебя судили, клятвопреступник. И ты отправишься на ледяные скалы Огохак Чазма, и ты будешь сброшен с них!
— Дочь, возвращайся домой, — прорычал Вамманак. — Ты совершила ужасный проступок.
— Нет! — Восклицание Ситки вызвало волнение среди троллей, наблюдавших за происходящим. — Я действительно слушалась сердца, но еще и накопленной мудрости. Волчица не пускала нас в дом Укекука, но это не пошло на пользу Бинабику. — Она вытащила из рукава Бинабика перевязанный ремешком свиток и протянула его отцу. — Вот что я там нашла. Никто из нас не надеялся увидеть, что оставил после себя Укекук.
— Только дурак способен рыться в вещах Поющего, — сказал Вамманак, но выражение его лица несколько изменилось.
— Но, Ситки, — сказал Бинабик озадаченно, — мы же не знаем, что в этом свитке! Может быть, это страшное, гибельное заклятье или…
— У меня есть хорошая мысль, — сказала Ситки торжественно. — Вы видите, чей это узел? — спросила она, протягивая свиток матери.
Охотница мельком взглянула на него и небрежно передала мужу.
— Да, это узел Укекука…
— И тебе известно, что это за узел, мама. — Она повернулась к отцу:
— Его открывали?
Вамманак нахмурился.
— Нет…
— Хорошо, отец, прочти его.
— Сейчас?
— Если не сейчас, то когда же? После того, как казнят моего жениха?
Облачко дыхания Ситки повисло в воздухе после ее сердитой реплики. Вамманак бережно развязал узел и снял черный шнур, затем медленно развернул кусок кожи и подал знак одному из факельщиков подойти ближе.
— Бинабик, — крикнул Саймон из-за ограды из копий, — что происходит?
— Оставайтесь пока все на очень своем месте и ничего не предпринимайте, — крикнул ему Бинабик на вестерлинге. — Я буду все рассказывать, как только смогу.
— Знайте, — читал Вамманак, — что я, Укекук, Поющий из Минтахока, Чугика, Тутусика, Ринсенатука, Сиккихока и Намьета, а также всех других гор Йиканука… — Пастух читал медленно, с долгими паузами, во время которых он щурился, силясь разобрать смысл почерневших рун. — Я отправляюсь в дальний путь, а в наступившие времена трудно сказать, вернусь ли обратно. Поэтому я записываю свою смертную песню на этой коже, чтобы она говорила за меня после моей смерти.
