— Не… не надо извиняться, принцесса. Просто… просто… — Он подыскивал слова, сжимая ножны так, что побелели костяшки пальцев:
— Просто все это кажется мне странным.
Теперь он оглядывал ее. Он нашел красивым ее платье — и решил, что узкие зеленые полоски на нем, наверное, символ упрямой преданности ее отцу, — и все это присоединилось к Марии, которую он помнил, и что-то отняло у нее. Ему пришлось признать, что выглядит она хорошо. Прелестные тонкие черты ее лица были теперь заключены в драгоценную оправу, подчеркивающую их достоинство. В то же время что-то ушло от нее, что-то смешное, земное и небрежное, что было в Марии, разделявшей с ним тяготы путешествия по реке и страшную ночь на Переходе. Немногое могло напомнить ему об этом в ее смягчившемся лице; только слабый намек в прядях коротко остриженных волос, выбивавшихся из капюшона.
— Вы красили волосы в черный цвет? — спросил он наконец.
Она застенчиво улыбнулась.
— Да. Задолго до того, как убежать из Хейхолта, я придумала, что нужно сделать. Я обрезала волосы — они были очень длинные, — добавила она с гордостью, — и женщина из Эрчестера сделал из них парик, а Лилит доставила его мне. Он был выкрашен в черный цвет, так что я могла наблюдать за людьми, окружавшими отца, слушать разговоры, которые я бы не могла услышать иначе, при этом оставаясь неузнанной. Я хотела понять, что же на самом деле происходит.
Саймон, несмотря на чудовищную неловкость, которую он чувствовал, был совершенно восхищен хитростью девушки.
— Но почему вы следили за мной? Какое значение я имел для вас?
Принцесса продолжала нервно сплетать и расплетать пальцы.
— Я не собиралась следить за тобой, во всяком случае первое время. В церкви я просто слушала спор моего отца и дяди. А потом… да, я действительно следила за тобой. Я видела тебя в замке, та был сам по себе, никто не говорил тебе, что делать, где находиться, кому улыбаться и с кем разговаривать… Я завидовала тебе.
— Никто не говорил мне, что делать! — Саймон улыбнулся. — Ты, девочка, просто никогда не встречала Рейчел Дракона… то есть принцесса.
Мириамель, сперва тоже улыбнувшаяся, теперь снова показалась смущенной. На Саймона накатила волна гнева, который жег его все утро. Кто она такая, чтобы стесняться его? Разве он не снимал ее с дерева? Разве она не спала у него на плече?
Что ж, в том-то и дело, верно? подумал он.
— Мне пора, — он поднял ножны, как бы желая показать ей украшающий их узор. — Я весь день сегодня упражнялся с мечом. Ваши подруги заждались вас. — Он повернулся было, чтобы идти, потом остановился и опустился перед ней на одно колено. На лице ее было еще больше смущения и грусти, чем раньше. — Принцесса, — сказал он и пошел прочь. Он ни разу не оглянулся. Он держал голову высоко, спина его была очень прямой.
Бинабик, одетый во что-то, что казалось его парадным одеянием, — белая куртка из оленьей кожи и ожерелье из птичьих черепов — встретил его на пути в комнату. Саймон холодно приветствовал его, втайне удивившись, что на месте вчерашнего яростного гнева сейчас в душе была только странная опустошенность. Тролль, подождав, пока он соскребет грязь с сапог, последовал за ним в комнату. Саймон стал переодеваться в чистую рубашку, которую любезно оставил для него отец Стренгьярд.
— Я имею уверенность, что ты сейчас содержишь сердитость, Саймон, — начал Бинабик. — Я имею желание, чтобы ты вооружился пониманием, что я не имел знания о принцессе, пока принц Джошуа не говаривал мне позапрошлым вечером.
Рубаха священника была чересчур длинной даже для долговязого Саймона, и он заправил ее в штаны.
— Почему ты мне не сказал? — спросил он, довольный той легкомысленной небрежностью, с которой это у него получилось. Совершенно незачем сокрушаться по поводу вероломства маленького человека — в конце концов он всегда был сам себе хозяин.
— Это потому, что было дано обещание, — Бинабик выглядел очень несчастным. — Я давал соглашение прежде, чем узнавал в чем дело. Но ты только один день не имел знания, когда я имел — разве в этом была такая очень большая разница? Она имела должность говорить все нам обоим сама, вот мое мнение.
В том, что сказал маленький человек, была правда, но Саймон не желал слушать, как ругают Мириамель, несмотря на то, что сам он винил ее в гораздо большем количестве гораздо менее
Значительных преступлений.
— Теперь это уже не имеет значения. — Вот все, что он сказал.
Бинабик изобразил жалкую улыбку:
— Питаю надежду, что так. В настоящий момент, с несомненностью, наибольшую важность имеет рэнд. В один такой вечер твоя история должна быть рассказана, и я имею предположение, что сегодняшний вечер будет именно этим вечером. Со своим уходом ты пропускал немного. В основном барон Дивисаллис требовал заверений принца Джошуа, чтобы принимать решения, насколько наббананцам нужно связывать себя с ним. Но сегодня…
— Я не хочу туда идти. — Он закатал свисавшие рукава. — Я собираюсь пойти повидать Таузера или Сангфугола. — Он возился с непокорным манжетом. — Принцесса там будет?
Тролль казался озабоченным.
— Кто может отвечать? Но ты нужен, Саймон. Герцог и его люди теперь здесь. Они приезжали меньше, чем час назад. Они очень грязные и очень ругают всех, а их лошади в изможденности и пене. Сегодня будут обсуждаться важности.
Саймон уставился себе под ноги. Проще было бы найти арфиста и выпить, это хорошо отвлекает от всевозможных проблем. Многие из его новых знакомых стражников могли бы составить прекрасную компанию. Можно, например, всем вместе, прогуляться в Наглимунд, город, которого он, в сущности, еще как следует и не видел. Все это было бы легче и приятнее, чем сидеть в этой огромной тяжелой комнате, придавленному грузом проблем и опасностей, нависших над ними. Пусть другие спорят и решают — он только судомой, слишком долго занимавшийся не своим делом. Разве так не будет лучше для всех? Разве нет?
— Я пойду, — неохотно произнес он. — Но только если я сам буду решать, надо мне говорить или нет.
— Договорились, — сказал Бинабик и широко улыбнулся, но Саймон был совсем не в том настроении, чтобы отвечать тем же. Он натянул плащ, чистый, но испещренный незалатанными шрамами дороги и леса, и позволил Бинабику увести себя в огромный зал.
* * *
— Вот оно! — рычал герцог Элвритсхолла. — Какие еще вам нужны доказательства? Очень скоро он заберет все наши земли!
Изгримнур, как и все его люди, еще не нашел подходящего спокойного момента, чтобы сменить свою дорожную одежду. Вода, капавшая с его насквозь мокрого плаща, образовала на полу небольшую пужицу.
— Подумать только, когда-то я держал на коленях это противоестественное чудовище! — Он конвульсивно вцепился в куртку на груди и обернулся к своим людям в поисках поддержки. Все, кроме узкоглазого Айнскалдира, лицо которого было лишено всяческого выражения, склонили головы в знак угрюмого сочувствия.