От чудовищного рева Изгримнура задребезжала посуда на кухне замка.
* * *
— Говорите, смертные. Вы шпионили в наших горах?
Холодное молчание последовало за словами принца Джирики. Уголком глаза Саймон видел, как Хейстен потянулся к стене, пытаясь нащупать что-нибудь пригодное для защиты. Слудиг и Гримрик загнанными глазами смотрели на окружавших их ситхи, уверенные, что жить им остается уже недолго.
— Нет, принц Джирики, — поспешно сказал Бинабик. — Конечно, вы можете видеть сами, мы не имели ожидания отыскивать здесь ваших людей. Мы из Наглимунда, посланцы принца Джошуа, и несем на себе задачу огромной важности. Мы ищем… — тролль помедлил, как бы опасаясь сказать слишком много. Наконец, пожав плечами, Бинабик продолжил:
— Мы идем к Драконовой горе, чтобы отыскивать Торн, меч Камариса са-Винитта.
Джирики сузил глаза, а его одетый в зеленое соплеменник, которого принц назвал дядей, тоненько присвистнул.
— И что вы будете делать с такой вещью? — требовательно спросил Кендарайо'аро.
На этот вопрос Бинабик не ответил, а с несчастным видом уставился в пол. Воздух, казалось, загустел от затянувшегося молчания.
— Она нужна для защиты от Инелуки, Короля Бурь, — выпалил Саймон. У присутствовавших ситхи не дрогнул ни один мускул. Ни один справедливый не вымолвил ни слова.
— Говори еще, — наконец сказал Джирики.
— Если мы имеем должность, — сказал Бинабик, — это одна часть истории, которая почти такая же очень длинная, как ваша Уа'киза Тумет'ай ней-Рианис — Песнь о падении города Тумет'ай. Мы будем делать попытку рассказывать вам то, что имеем возможность.
Тролль быстро пересказал главные события. Саймону казалось, что он умышленно многое опускает: несколько раз, рассказывая, Бинабик поднимал на него глаза, явно призывая к молчанию.
Маленький человек рассказал молчаливым ситхи о приготовлениях Наглимунда и преступлениях Верховного короля; передал слова Ярнауги и процитировал слова из книги Ниссеса, которые вели их к Урмсхеиму.
Наконец история была закончена. Джирики вежливо смотрел на тролля, его дядя выглядел настроенным скептически, а тишина была такой глубокой, что казалось, звенящее эхо водопада заполонило весь мир. Это было нереальное и безумное место, и положение путников тоже было полным безумием! Саймон чувствовал, как колотится его сердце, но не только страх подгонял его.
— В это трудно поверить, сын моей сестры, — произнес наконец Кендарайо'аро, протягивая унизанные кольцами руки в непонятном жесте.
— Это так, дядя, но, полагаю, сейчас не время говорить об этом.
— Но тот, другой, о котором говорил мальчик, — начал Кендарайо'аро, в его желтых глазах была тревога, голос полон крепнущего гнева. — Тот, темный, под Наккигой…
— Не сейчас, — в голосе принца ситхи звучало раздражение, он повернулся к людям. — Приношу извинения. Не следовало обсуждать это, пока вы еще голодны. Вы наши гости. — При этих словах Саймон почувствовал мгновенное облегчение и слегка пошатнулся, почувствовав, что колени его ослабели.
Заметив это, Джирики жестом пригласил их подойти к огню.
— Сядьте. Наша подозрительность простительна. Пойми, хотя я и обязан тебе кровным долгом — ты мой Хикка Стайя — ваша раса принесла нашей немного добра.
— Я имею должность частично не соглашаться с вами, принц Джирики, — сказал Бинабик, усаживаясь на плоский камень у огня. — Из всех семей ситхи ваша семья имеет должность знать, что мы, кануки, никогда не приносили вам никакого вреда.
Джирики посмотрел на маленького человека, и выражение натянутости на его лице сменилось почти нежностью.
— Ты поймал меня на невежливости, Бинбинквегабеник. После людей запада, которых мы знали лучше, мы, ситхи, любили кануков.
Бинабик изумленно поднял голову.
— Откуда вы знаете мое полное имя? Я не давал упоминания о нем, и спутники мои также.
Джирики засмеялся. Смех был шипящим, но странно веселым, в нем не было и намека на неискренность. В этот момент Саймон неожиданно совершенно ясно понял, что ситхи ему нравится.
— Ах, тролль, — сказал принц. — Тот, кто путешествовал столько, сколько ты, ничему не должен удивляться, и тем более тому, что кому-то известно его имя. Сколько кануков, кроме тебя и твоего наставника, когда-либо видели юг и горы?
— Вы знали моего наставника? Он умер. — Бинабик стащил с себя варежки и несколько раз согнул пальцы. Саймон и прочие постепенно рассаживались у огня.
— Он знал нас, — сказал Джирики. — Разве не он учил тебя нашему языку? Ты сказал, что тролль говорил с тобой, Аннаи?
— Говорил, мой принц. В основном правильно.
Довольный, но смущенный Бинабик вспыхнул.
— Укекук немного учил меня, но никогда не говорил, откуда он сам знает язык. Я думал, что, может быть, его наставник научил его.
— Сядьте теперь, сядьте, — Джирики призывал Хейстена, Гримрика и Слудига последовать примеру Саймона и Бинабика. Они медленно подошли, напоминая собак, которые боятся побоев, и нашли себе места у огня. Появились несколько других ситхи с подносами из покрытого искусной резьбой полированного дерева, уставленными разнообразными яствами: черным хлебом, маслом, кругом острого соленого сыра, маленькими красными и желтыми фруктами, каких Саймон никогда раньше не видел. Кроме того, там были миски с вполне узнаваемыми фруктами и ягодами и даже несколько кусков растекающихся медовых сот. Когда Саймон осторожно взял два маленьких кусочка, Джирики снова засмеялся тихим шипением, словно сойка на далеком дереве.
— Повсюду зима, — сказал он. — Но пчелы под защитой твердыни Джао э-Тинукай. Берите все, что вам нравится.
Ситхи, превратившиеся в гостеприимных хозяев, подали путникам незнакомое, но крепкое вино, наполнив деревянные бокалы из каменных кувшинов. Саймон задумался, надо ли произносить молитву перед ужином, но ситхи уже приступили к еде. Слудиг и Гримрик озирались с несчастным видом. Они были страшно голодны, но все еще полны страха и недоверия. Солдаты внимательно следили за тем, как Бинабик отломил хрустящий ломоть хлеба и набил полный рот, предварительно намазав хлеб маслом. Убедившись, что он не только не умер, но и продолжает весело жевать, они решили, что могут вполне безопасно испробовать пищу ситхи, к чему и приступили с энергией заключенных, только что узнавших об отмене смертного приговора.
Вытирая с подбородка мед, Саймон на некоторое время перестал есть, чтобы понаблюдать за ситхи. Справедливые ели медленно, иногда подолгу рассматривая каждую ягодку, зажав ее тонкими пальцами, прежде чем положить в рот. Разговоров было мало. Иногда кто-нибудь произносил несколько коротких фраз на певучем языке ситхи или звенел быстрой трелью странной песни, все остальные слушали. Чаще всего ответа не было, но если кто-нибудь хотел ответить, к нему относились с таким же вниманием. Звучал тихий смех, но никто не повышал голоса в споре, и Саймон ни разу не слышал, чтобы ситхи перебивали друг друга.
