В небе ярко сияло солнце, хотя там и сям виднелись
облака, – и, разумеется, дальше к югу, над домом Доброго Доктора, они
собрались целой грудой. Северный ветер принес холодную струю. Мы двигались без
дороги, по осенним краскам – коричневым, красным, желтым – и почва была сырой,
хоть и не пропитанной еще водой, как губка. Я вдыхал запахи леса и земли. Из
одной трубы вдалеке вился дымок, и я думал о Древних Богах и спрашивал себя,
как может все измениться, если откроется путь к их возвращению. Мир может быть
хорошим местом, или плохим, и без сверхъестественного вмешательства; мы
выработали свои собственные способы действий, определили для себя добро и зло.
Некоторые боги хороши для достижения отдельных идеалов, а не для осуществления
реальных целей, здесь и сейчас. Что же касается Древних, то я не видел выгоды
поддерживать отношения с теми, кто совершенно трансцендентален. Мне нравится
абстрактно рассматривать все эти вещи, в платонических сферах, а не быть
вынужденным заниматься их физическими проявлениями… Я вдыхал запахи горящих
дров, глины, упавших с дерева гниющих яблок, возможно, все еще покрытых
утренней изморозью в тени фруктовых садов, видел высоко летящий, перекликающийся
клин, направляющийся к югу. Я слышал, как крот роет землю под моими ногами…
– Растов так и пьет каждый день? – спросил я.
– Нет, – ответил Шипучка. – Он начал только
накануне новолуния.
– К нему приезжала Линда Эндерби?
– Да. Они долго беседовали о поэзии и о ком-то по имени
Пушкин.
– Ты не знаешь, она видела Альхазредскую Икону?
– Так тебе известно, что она у нас… Нет, пьяный или
трезвый, он никому бы ее не показал до того времени, как в ней возникнет нужда.
– Когда я сегодня искал тебя, я видел у него в руках
нечто напоминающее икону. Она из дерева, примерно высотой в три дюйма и длиной
в девять?
– Да, он достал ее сегодня из тайника. Всякий раз,
впадая в особенно глубокую депрессию, он говорит, что она придает ему бодрости,
чтобы «отправиться на берега Гали и поразмышлять над законами разрушения», а
затем обдумать, как ему все это использовать.
– Это можно понять почти как заявление
Закрывающего, – заметил я.
– Иногда я думаю, Нюх, что ты – Закрывающий.
Наши взгляды встретились, и я остановился. В некоторых
случаях приходится рисковать.
– Это правда, – сказал я.
– Черт побери! Значит, мы не одни!
– Давай оставим эту тему, – сказал я. – Даже
не будем больше говорить об этом.
– Но ты можешь хотя бы сказать мне, знаешь ли ты о
ком-нибудь из остальных.
– Не знаю, – ответил я.
Я снова двинулся в путь. Сделан небольшой рывок, одержана
маленькая победа. Мы миновали пару коров, жующих с опущенной головой. Негромкий
раскат грома раздался со стороны дома Доброго Доктора. Посмотрев налево, я
разглядел свой холм, который прозвал Гнездом Пса.
– Эта могила дальше к югу, чем первая? – спросил
я, когда мы свернули на тропинку, которая вела в том направлении.
– Да, – прошипел он.
Я все старался представить себе схему, растянутую по новым
направлениям из-за появления этих новых точек обитания. То, что я то находил,
то снова терял варианты расположения центра, меня раздражало. Казалось, эти
силы играли со мной злые шутки. И особенно трудно было отказываться от тех
вариантов, которые выглядели самыми подходящими.
Наконец наш путь закончился в месте, которое было похоже на
чье-то семейное кладбище. Только семья, которой оно некогда принадлежало, давно
исчезла. Разрушенное строение виднелось на вершине ближнего холма. От него остался
едва заметный фундамент, не более. И я увидел, что кто-то присвоил себе останки
этой семьи, когда Шипучка вывел меня на заросшее кладбище, ограда которого
сохранилась только с восточной стороны, да и та покосилась.
Он провел меня через высокую траву к большой каменной плите.
По ее периметру виднелись свежие следы лопаты, а камень был поднят и сдвинут в
сторону, оставляя узкую щель, через которую я должен был протиснуться.
Я засунул туда нос и понюхал. Пыль.
– Хочешь, чтобы я проверил? – спросил Шипучка.
– Давай вместе спустимся, – ответил я. –
После такой прогулки я хочу, по крайней мере, взглянуть.
Я пролез в щель и спустился по неровным ступенькам. Под ними
оказалась лужа, и я перешагнул через нее. Там были еще и другие лужи, и я не
смог обойти их все. Было темно, но в конце концов я различил открытый гроб,
установленный на возвышении. Второй гроб сдвинули в сторону, чтобы освободить
место.
Я подошел и понюхал вокруг. Какие запахи я ожидал почуять,
не знаю. В ту ночь, когда мы встретились, у Графа не было никакого запаха,
очень обескураживающее явление для моего темперамента и обонятельного аппарата.
Подойдя поближе и привыкнув к темноте, я удивился, почему он оставил открытой
крышку. Это казалось мне странным для личности с его убеждениями.
Встав на задние лапы, я оперся передней о край гроба и
заглянул внутрь.
– Что такое? – спросил рядом голос Шипучки, и я
осознал, что только что тихо тявкнул.
– Игра пошла всерьез, – ответил я.
Он взобрался на постамент, потом на торец гроба, где
приподнялся в воздух и стал похож на головной убор фараонов.
– Вот это да! – произнес он.
Внутри и поверх длинного черного плаща лежал скелет. На нем
все еще был надет темный костюм, теперь несколько пострадавший, распахнутый
спереди. Большой деревянный кол торчал из груди и под небольшим углом уходил
далеко вниз, слева от позвоночного столба. Все было покрыто толстым слоем сухой
пыли.
– Похоже, его новое место было не таким тайным, как он
считал, – заметил я.
– Интересно, он был Открывающим или Закрывающим? –
сказал Шипучка.
– Я бы предположил, что Открывающим, – ответил
я, – думаю, теперь мы этого никогда не узнаем.
– Кто его пригвоздил, как ты считаешь?
– Пока не имею представления, – сказал я,
опускаясь на все четыре и отворачиваясь. Потом я прищурился, вглядываясь в углы
и трещины.
– Ты нигде не видишь Иглу? – спросил я.
– Нет. Думаешь, они его тоже достали?
– Возможно. Если он все же появится, его непременно
надо расспросить.
Я взобрался по ступенькам и вынырнул на свет. Мы отправились
обратно.
