– Не знаю. Он ничего об этом не говорил.
Я поднялся на задние лапы и передней дотронулся до верхнего
гвоздя. Он не очень крепко сидел, и со мной не произошло ничего необычного.
Поэтому я наклонился вперед, схватил его зубами, вытащил и бросил на пол.
Лапой попробовал остальные шесть. Два из них явно слабо
сидели. Я хватал их зубами, один за другим, и вытаскивал. Они блестели на полу,
настоящее серебро, и Серая Метелка стала их рассматривать.
– Что ты чувствовал, когда вытаскивал гвозди? –
спросила она.
– Ничего особенного, – ответил я. – Ты
замечаешь в них что-то такое, что я пропустил?
– Нет. Я думаю, сила заключена, главным образом, в этом
чертеже. Если должна быть какая-то реакция, причину ее надо искать на стене.
Я попробовал оставшиеся четыре гвоздя. Они сидели крепче,
чем те, которые я уже вытащил. Очертания тени колебалось теперь между ними.
– А ты чувствовал что-нибудь необычное, когда я
проделывал это, Плут? – спросил я.
– Да, – ответил он. – Я чувствовал легкий зуд
в каждом из тех мест на теле, которое, по-видимому, соответствует тому месту на
тени, из которого вытаскивали гвоздь.
– Предупреди меня, если что-то изменится, – сказал
я, наклонился вперед, ухватился за следующий гвоздь и стал расшатывать его
зубами.
Потребовалось примерно полминуты, чтобы вытащить его, потом
по очереди я попробовал три остальных. Два гвоздя сидели довольно крепко, а
один примерно так же, как тот, который я только что вытянул. Я взялся за тот,
что послабее, и дергал его, пока и он тоже не вышел из стены. К этому моменту
тень равномерно сжималась и расширялась, как будто развевалась в третьем
измерении по толщине, и частично становилась невидимой для меня каждый раз, как
это происходило.
– Зуд не пропал, – заметил Плут. – Я начинаю
теперь чувствовать его повсюду.
– А боли нет?
– Нет.
Я потыкал лапой в два оставшихся гвоздя. Крепкие. Возможно,
лучше было бы привести Ларри с клещами, чем рисковать сломать себе об них зубы.
Все же не помешает сначала попробовать. Я расшатывал один из гвоздей почти
минуту, но он, казалось, нисколько не поддался. Тогда я остановился, чтобы дать
отдых челюстям и пообещал себе, что попробую оба гвоздя, прежде чем решу
сдаться.
Я проделал то же самое со вторым гвоздем, расположенным
примерно в десяти дюймах слева от первого, но не мог определить, когда
закончил, добился ли каких-либо сдвигов.
Мне не нравился вкус штукатурки и краски, которой был
нарисован чертеж. Я не мог с уверенностью сказать, что находится под
штукатуркой, на чем держатся гвозди. Слишком мало верхнего слоя откололось от
стены, чтобы я мог различить поверхность, которую он покрывает, – только
набрал в рот песка с сырым привкусом подвала.
Я отступил назад. Чертеж выглядел размазанным и мокрым,
интересно, как собачьи слюни могут повлиять на его таинственные свойства.
– Пожалуйста, попробуй еще, – попросил Плут.
– Я просто перевожу дыхание, – сказал я. – До
сих пор я пользовался передними зубами, потому что так было легче. Теперь
перейду на боковые.
Итак, я снова приник к стене и ухватился за гвоздь правыми
коренными зубами, и он, казалось, слегка зашатался под моим напором. Очень
скоро он зашевелился, потом пошел.
В конце концов, я бросил его на пол и прислушался. Серебро
издает приятный звук при ударе.
– Шесть, – объявил я. – Как теперь ощущения?
– Зуд усилился, – сказал Плут. – Возможно,
это что-то вроде предвкушения.
– Последний шанс отказаться от этой затеи, пока у тебя
есть преимущество, – сказал я, поворачиваясь, чтобы использовать левую
сторону челюстей для последнего гвоздя.
– Продолжай, – сказал он мне.
Я ухватил гвоздь и начал расшатывать его, медленно,
прикладывая равномерное давление, а не дергая резко, что, как показал опыт с
предыдущим гвоздем, было более эффективным. Я боялся за зубы, но ничего не
треснуло и не откололось. Звук серебра, однако, куда приятнее, чем его холодный
металлический привкус.
И все это время сама тень периодически набегала на мою морду,
мелькая перед глазами, как быстрое облако перед солнцем, на мгновение окутывая
меня и снова убегая прочь.
Я почувствовал, что гвоздь движется. К этому моменту челюсти
мои начали болеть, и я поменял сторону. Мне случалось разгрызать крупные кости,
и я знаю силу своих зубов. Но эта задача требовала большего, чем просто
кусательные способности. Важнее было движение, в котором участвовали шейные
мышцы и челюсти. Вперед, назад…
А потом гвоздь начал ослабевать. Я остановился, чтобы
передохнуть.
– Что мы будем делать, когда она освободится? –
спросил я у них. – Что помешает ей просто ускользнуть? Есть ли какое-то
средство прикрепить ее обратно?
– Я не знаю, – сказал Плут. – Я об этом не
подумал.
– Прежде всего, как ее от тебя отделили? –
спросила Серая Метелка.
– Он зажег свет и отбросил тень на стену, –
сообщил Плут. – Забил гвозди, потом провел серпом возле моего тела и
как-то отсек ее. Когда я отошел, она осталась. Я сразу же почувствовал себя
иначе.
– Тень отзовется на твою жизнь, – сказала Серая
Метелка, – если ты примешь правильную позу и она упадет на тебя. Но твоя
жизнь должна обнажиться в тех семи точках, которые держали тень – и она будет
соответствовать гвоздям, которые удерживали ее.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Плут.
– Кровь, – ответила она. – Ты должен сделать
царапины на каждой из лап, одну на макушке, одну посредине хвоста, одну
посредине спины – в тех семи местах, где была пробита тень. Когда Нюх вытащит
последний гвоздь, он должен не просто выдернуть его из стены, а осторожно
потащить вниз, волоча за ним тень, и тащить ее так, чтобы она накрыла тебя. Ты
в это время будешь стоять лапами на тех четырех гвоздях, которые держали тень
лап, хвост будет лежать на гвозде из хвоста, голову надо вытянуть и положить,
чтобы она касалась шестого…
– Я уже не знаю, где какой гвоздь, – сказал он.
– Я знаю, – ответила она. – Я наблюдала.
Потом Нюх стянет на тебя тень и уронит последний гвоздь тебе на спину в том
месте, где будет седьмая царапина. Это снова прикрепит ее к тебе.
– Серая, – спросил я, – откуда ты все это
знаешь?
