Отряд Джошуа сжался кучкой в бычьем загоне, который представлял собой узкое сооружение из деревянных кольев, глубоко вбитых в землю и переплетенных веревками. Несмотря на кажущуюся непрочность, — в загородке были даже дыры, в которые Деорнот мог просунуть руку по плечо, стены были такими же крепкими, как отштукатуренная каменная кладка.
Пока он оглядывал товарищей по несчастью, взгляд его остановился на Джулой. Колдунья держала на руках Лилит, тихонько напевая ей что-то на ушко. Они обе смотрели на темнеющее небо.
— Ну не безумие ли это: спастись от норнов и землекопов и оказаться здесь? — Деорнот не мог скрыть тоски. — Джулой, тебе известны заклинания и чародейство, неужели ты не можешь совладать с нашими тюремщиками: усыпить их, например, или превратиться во взбесившегося зверя и напасть на них?
— Деорнот, — произнес Джошуа укоризненно, но лесная колдунья не нуждалась в защите.
— Ты мало смыслишь в Искусстве, сир Деорнот, — резко сказала Джулой. — Прежде всего, то, что ты называешь магией, имеет свою цену. Если бы ее было так просто использовать, чтобы победить дюжину вооруженных людей, армии повелителей были бы переполнены наемными волшебниками. Во-вторых, пока нам никто не причинил зла. Я не Прейратс, и не собираюсь тратить свою силу на кукольные представления для скучающих и любопытных. Мои мысли заняты гораздо более сильным врагом, гораздо более опасным, чем кто бы то ни было из здешних.
Ее как будто рассердила необходимость такого длинного ответа — Джулой вообще была немногословна. Она замолчала и снова обратила свой взор за ограду.
Разозлившись на самого себя, Деорнот стряхнул с плеч одеяло и встал. Неужели до этого дошло? Какой же он рыцарь, если способен упрекать старую женщину за то, что она не может избавить его от опасности? Он передернулся от отвращения к самому себе, в беспомощной злобе сжимая и разжимая кулаки. Что можно сделать? Осталась ли в ком-нибудь из этих оборвышей хоть какая-то сила?
Изорн утешает свою мать. Герцогиня Гутрун, потрясавшая их своей отвагой и выдержкой во всех их ужасных испытаниях, кажется, исчерпала свои душевные силы. Таузер впал в безумие: он лежит на земле, устремив взгляд в пустоту, его сжатые губы дрожат, а отец Стренгьярд пытается влить ему в рот немного воды. Деорнот почувствовал, как новая волна отчаяния накатила на него, и направился к грязному бревну, на котором сидел принц Джошуа, задумчиво подперев рукой подбородок. На запястье принца все еще был наручник, надетый на него во время заточения в темнице короля Элиаса. Тонкое лицо его окрашивали глубокие тени, но белки глаз сверкнули, когда он посмотрел на Деорнота, тяжело плюхнувшегося на бревно. Оба они долго молчали. Вокруг них было слышно мычание скота и крики и топот наездников, которые пригнали стада на ночь.
— Увы, мой друг, — промолвил, наконец, принц. — Я говорил, что игра проиграна, не так ли?
— Мы сделали все, что могли, ваше высочество. Никто бы не сделал больше вас.
— Кому-то это удалось. — На миг Джошуа снова обрел свой суховатый юмор. — Он сейчас сидит на своем костлявом троне в Хейхолте, ест и пьет перед пылающим камином, а мы сидим в загоне для скота.
— Он заключил подлую сделку, принц. Король еще пожалеет о своем выборе.
— Но, боюсь, нас не будет при последней расплате, — вздохнул Джошуа. — Пожалуй, мне больше всех жаль тебя. Ты был преданнейшим рыцарем. Жаль, что тебе не достался господин, более достойный твоей преданности…
— Прошу вас, ваше высочество, — в его теперешнем настроении подобные слова причиняли ему настоящую боль. — Я никому, кроме вас, не хотел бы служить здесь на земле.
Джошуа взглянул на него краем глаза, но не ответил. Группа всадников проскакала мимо, и колья задрожали от ударов их копыт.
— Мы далеки от царствия небесного, Деорнот, — произнес принц, — и в то же время всего на расстоянии нескольких вздохов от него. — Лицо его скрывала темнота. — Меня мало страшит смерть. Но на душу мою давят несбывшиеся мечты.
— Джошуа, — начал Деорнот, но рука принца остановила его.
— Не говори ничего. Это простая истина. Я был обречен на катастрофу с самого своего рождения. Моя мать умерла, произведя меня на свет, а лучший друг моего отца Камарис умер вслед за ней. Жена моего брата умерла, когда была на моем попечении. Ее единственное дитя сбежало из-под моей опеки, чтобы оказаться одному Эйдону известно где. Наглимунд, крепость, построенная, чтобы выдержать годы осады, пала при моем правлении за несколько недель, что повлекло гибель бесчисленных невинных.
— Я не могу этого слушать, мой принц. Вы собираетесь взвалить себе на плечи все предательство в мире? Вы сделали все, что могли.
— Ты так думаешь? — спросил Джошуа серьезно, как будто обсуждая какой-то теологический постулат с братьями-узирийцами. — Я в этом не уверен. Если существует предопределение, то, возможно, я всего лишь плохая нить в божественном гобелене. Но некоторые считают, что человек выбирает сам, даже плохое.
— Глупости.
— Возможно. Но нет сомнения в том, что злой рок висит надо всем, что я когда-либо предпринял. Ха! Как, должно быть, смеялись ангелы и черти, когда я клялся, что отниму драконий трон! Мне ли сделать это, с моей-то армией из женщин, шутов и священников! — Принц горько рассмеялся.
Деорнот почувствовал, как в нем снова зреет гаев, но на этот раз его причиной был принц. У него перехватило дыхание. Он никогда не ожидал от себя ничего подобного.
— Мой принц, — сказал он, стиснув зубы, — вы стали глупцом, полным глупцом. «Женщины, шуты и священники»? Армия конных рыцарей вряд ли могла бы сделать больше, чем ваши женщины и шуты, и уж точно не могла бы быть отважнее! — Трясясь от ярости, он поднялся и направился прочь через грязный загон. Звезды, казалось, запрыгали в небе.
Рука крепко ухватила его за плечо, развернув с удивительной силой. Джошуа стоял перед ним, удерживая его на расстоянии вытянутой руки. Подавшись вперед, он стал похож на хищную птицу, готовую к нападению.
— Что я тебе такого сделал, Деорнот, что ты позволяешь себе так говорить со мной? — голос принца звенел от напряжения.
В любой другой момент Деорнот пал бы на колени, устыдившись собственной непочтительности. А сейчас он укротил дрожь своих, мускулов и набрал в грудь воздуха, прежде чем ответить.
— Я могу любить вас, Джошуа, и ненавидеть то, что вы говорите.
Принц пристально смотрел на него, но выражение лица было трудно разобрать в ночной темноте.
— Я плохо говорил о наших спутниках. Я был неправ в этом. Но я ничего дурного не сказал о тебе, сир Деорнот…
— Элисия, Матерь Божия, Джошуа! — Деорнот почти разрыдался. — Мне наплевать на себя! Что касается остальных, я знаю, что это было лишь неосторожным замечанием, сделанным в минуту усталости. Я знаю, что вы так не думаете. Но самой главной жертвой ваших терзаний вы сами и являетесь. Вот в чем ваша глупость!
Джошуа напрягся.
