— Но… что вы здесь делаете? — сказала она, наконец. — Вы прибыли… прибыли, чтобы что? Чтобы спасти меня от работорговцев?
Диниван рассмеялся.
— Я и есть торговец рабами, моя леди, — он попытался принять более серьезное выражение, но безуспешно. — «Работорговцы!» Боже праведный! Что же это Страве вам наговорил? Ну об этом мы еще успеем. — Он повернулся к надзирателям Мириамели. — Эй вы! Вот печать вашего господина… — Он протянул пергамент с буквой «С» выдавленной на красном воске. — Можете отправляться назад и передайте графу мою благодарность.
Ленти бегло осмотрел печать. Он выглядел обеспокоенным.
— Ну? — спросил священник нетерпеливо. — Что-то не так?
— Там килпы, — сказал Ленти с тревогой.
— Килпы сейчас повсюду, в эти лихие времена, — сказал Диниван, затем сочувственно улыбнулся. — Но сейчас полдень, а вас двое сильных мужчин. Я думаю, вам не следует особенно бояться. У вас есть оружие?
Слуга Страве выпрямился и величаво взглянул на священника.
— У меня есть нож, — строго сказал он.
— Ави, во стетто, — отозвался его товарищ по-пирруински.
— Ну, так я уверен, что у вас не возникнет проблем, — заверил Диниван. — Да защитит вас Эйдон! — Он сделал знак древа в их сторону, прежде чем снова повернуться к Мириамели. — Пошли. Сегодня мы переночуем здесь, а потом нам нужно будет поторопиться. До Санкеллана Эйдонитиса добрых два дня пути, а то и больше. Там Ликтор Ранессин с нетерпением ждет ваших известий.
— Ликтор? — спросила она удивленно. — Какое он имеет ко всему этому отношение?
Диниван сделал рукой успокоительный жест и взглянул на Кадраха, который лежал на боку, укутав голову своим мокрым капюшоном.
— Мы скоро поговорим об этом и о многом другом. Кажется, Страве сообщил вам даже меньше, чем я рассказал ему, хотя я не удивляюсь. Он умный старый шакал. — Глаза священнослужителя прищурились. — А что с вашим спутником? Он ведь ваш спутник, я не ошибаюсь? Страве сказал; что вас сопровождает монах.
— Он чуть не утонул, — сказала Мириамель спокойно. — Я вытолкнула его за борт.
Одна бровь Динивана взлетела вверх.
— Вы? Бедняга! Ну тогда ваша обязанность как эйдонитки помочь ему. — Он повернулся к двум слугам, которые брели к лодке по воде.
— Не можем, — мрачно ответил Ленти. — Мы должны вернуться засветло. До темноты.
— Так я и думал. Ну что ж, Узирис дает нам тяготы в знак своей любви к нам. — Диниван наклонился, подхватил Кадраха под мышки. Сутана Динивана натянулась на его мощной мускулистой спине, когда он с трудом усаживал Кадраха. — Давайте, принцесса, — сказал он и остановился, когда монах застонал. Священник уставился на Кадраха. Необычное выражение появилось на его лице.
— Это… Это же Падреик, — сказал он тихо.
— И вы тоже? — взорвалась Мириамель. — Чем занимался этот прохвост? Он что, повсюду разослал гонцов, во все города — от Наскаду до Варинстена?
Диниван все еще смотрел на монаха, как будто лишившись дара речи.
— Что?
— Страве его тоже узнал. Это именно Кадрах продал меня графу! Значит, он и вам рассказал о моем бегстве из Наглимунда?
— Нет, принцесса, нет, — священник покачал головой. — Я узнал, что он с вами, только сейчас. Я его много лет не видел. — Он задумчиво начертал знак древа. — Честно говоря, я думал, что он умер.
— Многострадальный Узирис! — воскликнула Мириамель. — Скажет мне, наконец, кто-нибудь, в чем дело?!
— Мы должны добраться до убежища и укромного уголка. На сегодняшнюю ночь нам предоставлена башня маяка на скале. — Он указал на шпиль, торчавший к западу от того места, где они стаяли. — Но совсем невесело тащить туда человека, который не в состоянии передвигаться.
— Я заставлю его идти, — пообещала Мириамель серьезно. Они вместе наклонились, чтобы поднять на ноги бормочущего Кадраха.
Башня была меньше, чем казалась с берега. Это было лишь небольшое каменное сооружение, обнесенное по верхнему этажу деревянной загородкой. Дверь разбухла от влажного океанского воздуха, но Динивану удалось отворить ее, и они вошли, поддерживая монаха с обеих сторон. В круглой комнате не было ничего, кроме грубо отесанного стола, стула и потрепанного ковра, который лежал, скатанный и связанный, у подножия лестницы. Морской воздух врывался в окно, не закрытое ставней. Кадрах, молчавший всю дорогу наверх по каменной тропе, проковылял несколько шагов от двери, опустился на пол, положил голову на свернутый ковер и снова погрузился в сон.
— Измучен, бедняга, — сказал Диниван. Он взял со стола лампу и зажег ее от другой, горящей, затем внимательно посмотрел на монаха. — Он изменился, но, возможно, это из-за случившегося с ним несчастья.
— Он долго барахтался в воде, — подтвердила Мириамель с некоторым чувством вины.
— А, ну конечно. — Диниван встал. — Мы оставим его спать, а сами поднимемся наверх. Нам о многом нужно поговорить. Вы ели?
— Нет, только вчера вечером. — Мириамель вдруг ощутила страшный голод. — И пить тоже хочется.
— Все будет к вашим услугам, — улыбнулся Диниван. — Идите наверх. Я сниму с вашего спутника мокрую одежду и присоединюсь к вам.
Комната наверху была обставлена лучше: в ней была походная кровать, два стула, большой комод у стены. Дверь, легко открывавшаяся, выходила на деревянный настил, окружавший башню. На комоде стояло блюдо, накрытое салфеткой. Мириамель подняла салфетку и увидела сыр, фрукты и три круглых хлебца.
— Виноград с холмов Телигура необычайно вкусен, — сказал священник, появившись в дверях. — Угощайтесь.
Мириамель не стала ждать вторичного приглашения. Она взяла целый хлебец и сыр, потом оторвала большую гроздь винограда и уселась на стул. Довольный Диниван минутку смотрел, как она ест, потом исчез. Вскоре он появился с полным кувшином.
— Колодец почти пуст, но вода превосходная, — сказал он. — Ну, с чего мы начнем? Вы, конечно, уже слышали про Наглимунд?
Мириамель кивнула.
— Кое-что вам, возможно, неизвестно. Джошуа и еще некоторые спаслись.
В возбуждении она поперхнулась корочкой хлеба. Диниван поддерживал кувшин, пока она пила.
— Кто ушел с ним? — спросила она, отдышавшись. — Герцог Изгримнур? Воршева?
Диниван покачал головой.
— Не знаю. Разрушения были ужасны, и выжили немногие. Весь север кипит слухами. Трудно разобрать, где правда, но то, что Джошуа бежал, — точно.
— Как вы узнали?
— Боюсь, что не обо всем я вправе говорить, пока, во всяком случае, принцесса. Я под началом Ликтора Ранессина и связан присягой, но есть вещи, которых я не говорю даже его святейшеству… — Он усмехнулся. — Так оно и должно быть. Секретарь великого человека должен соблюдать тайну повсюду, даже в общении с самим великим человеком.
