Я же смог справиться с Торном, подумал он, снова ощутив в руках его мощь. В тот момент я был настоящим рыцарем, ведь так?
Но было ли дело в Торне или в том, что он просто отбросил страх в сторону и выстоял? Если бы в руках у него был меч поменьше, смог бы он проявить такую же отвагу? Он был бы, конечно, убит, как Хейстен, как Аннаи, Моргенс, Гримрик… но так ли это важно? Разве великие герои не умирали? Разве Камарис, настоящий владелец Торна, не погиб в бушующем море?
Мысли Саймона блуждали. Он чувствовал, что снова погружается в дрему. Он чуть не поддался, но знал, что вот-вот Бинабик или Слудиг разбудят его. Накануне вечером они оба назвали его мужчиной или почти мужчиной, и ему на этот раз не хотелось быть разбуженным последним: он не ребенок, которому взрослые дают поспать.
Он раскрыл глаза, и они наполнились утренним светом. Выпутавшись из плаща, он счистил с одежды прутики и сосновые иголки, вытряс плащ и снова завернулся в него. Внезапно охваченный нежеланием расставаться со своими скудными пожитками, хоть и ненадолго, он подхватил рюкзак, который служил ему подушкой, и взял его с собой.
Утро было прохладным, с редкими снежинками, плавающими в воздухе. Потянувшись, чтобы расправить мышцы, он медленно направился к костру, где Бинабик тихонько разговаривал с Ситки. Парочка сидела рядом, взявшись за руки перед низкими прозрачными языками пламени. Торн лежал около них, прислоненный к пеньку, — черная матовая полоска, не отражающая света. Со спины тролли казались двумя детьми, всерьез обсуждающими предстоящую игру или то, как они будут обследовать незнакомую пещеру. У Саймона появилось желание защитить их. Через мгновение он понял, что они, возможно, обсуждают, как поддержать жизнь соплеменников Бинабика, если суровая зима не отступит, или что делать, если на них снова нападут великаны, — и первоначальный обман зрения рассеялся. Они не были детьми, и он выжил лишь благодаря их мужеству.
Бинабик обернулся и увидел, что Саймон смотрит на них. Он улыбнулся в знак приветствия, продолжая слушать торопливую речь Ситки. Саймон крякнул, наклонившись за куском хлеба с сыром, положенным на камень у костра, и отошел в сторонку, чтобы посидеть одному.
Солнце, все еще спрятанное за Сиккихоком, не появлялось. Тень горы закрывала собой лагерь, но вершины на западе горели от солнечных лучей. Белая долина под ними было погружена в серую предрассветную дымку. Саймон откусил кусок черствого хлеба и жевал, глядя на далекую полоску леса на горизонте, которая казалась полоской сливок на молочной поверхности Белой пустыни.
Кантака, лежавшая у бока Бинабика, встала, потянулась и, мягко ступая, направилась к Саймону. На морде ее были видны капельки крови какого-то несчастного животного, составившего ее утреннюю трапезу, но последние следы уже исчезали, смывались ее длинным розовым языком. Она деловито подошла к Саймону, как будто с каким-то важным поручением, постояла минуту, пока он ее гладил, и тут же свернулась около него, сменив одно место для сладкого сна на другое. Она была такой крупной, что, привалившись к нему, чуть не столкнула его с камня.
Он кончил есть и открыл рюкзак, чтобы достать бутылку с водой. Вместе с ней из рюкзака он извлек какой-то ярко-голубой моток, запутавшийся в шнуре от бутылки.
Это был шарф, подаренный Мириамелью, тот, что был на нем, когда он взбирался на Драконью гору. Джирики снял шарф, когда ухаживал за ним после ранения, но сохранил его вместе с немногими прочими пожитками. Сейчас он ощутил его в руке, как кусочек неба, и вид его чуть не вызвал слез. Где она, Мириамель, в этом огромном мире? Джулой в тот краткий миг общения этого не знала. Где же бродит принцесса в Светлом Арде? Думает ли она когда-нибудь о Саймоне? А если думает, то что? Может быть так: «Зачем отдала я свой прелестный шарфик этому кухонному мальчишке?» Ему на миг стало себя жаль. Нет, он же не просто судомой. Слудиг же сказал, что он, хоть и с кухни, а поразил мечом дракона и заколол великана. Хотя в данный момент он бы с большим удовольствием оказался в теплой кухне в Хейхолте и больше ничего бы не желал.
Саймон повязал шарф Мириамели на шею, заправив его концы за ворот поношенной рубашки. Он глотнул воды и снова пошарил в рюкзаке, но не смог найти того, что искал. Он вдруг вспомнил, что положил его в карман плаща и пережил мгновение паники. Когда только он научится аккуратности? Оно же просто могло выпасть тысячу раз! Он облегченно вздохнул, нащупав его сквозь ткань, и вытащил на свет.
Зеркало Джирики было холодно, как лед. Он потер его о рукав, потом поднял, взглянув на отражение. Борода его стала гуще с того времени, когда он смотрелся в зеркало последний раз. Рыжеватые волоски, почти каштановые в неясном свете, начали покрывать его скулы, но нос, торчавший над бородой — все тот же, и те же голубые глаза смотрели на него из зеркала. Становясь мужчиной, таким образом ты просто становишься немного другим Саймоном, что вызывает некоторую грусть.
Борода также скрыла большую часть прыщиков, что даже очень хорошо; если не считать одного или двух пятнышек на лбу, он, по собственному мнению, вполне мог сойти за молодого мужчину. Он наклонил зеркало так, чтобы была видна белая полоса в его рыжеватых волосах, оставленная драконьей кровью. Она старит его? Делает более мужественным? Трудно сказать. Волосы его уже вьются по плечам. Надо попросить Слудига или кого-нибудь подстричь их, как у большинства рыцарей. Хотя к чему это? Может, они все погибнут, прежде чем волосы отрастут настолько, чтобы мешать.
Он опустил зеркало на колени, глядя в него, как в лужицу воды. Рамка начала, наконец, нагреваться под пальцами. Что же Джирики говорил ему? Что зеркало будет простым зеркалом, пока Саймону не понадобится сам Джирики. Именно так. Говорил Джирики, что Саймон сможет поговорить с ним с помощью зеркала? В зеркале? Через зеркало? Это не очень ясно, но сейчас Саймону очень нужно поговорить с Джирики, попросить его помощи. Мысль наползла на него произвольно, но из ее когтей было не вырваться. Он позовет Джирики и попросит его о помощи. Король Бурь — враг, которого смертным одним не одолеть.
Но Короля Бурь здесь нет, думал Саймон, а Джирики знает все о том, как складывается ситуация. Что я ему скажу? Что ему нужно срочно бежать обратно в горы, потому что кухонный мальчишка испугался и хочет домой?
Саймон продолжал смотреть в зеркало, помня, как оно показало ему Мириамель. Принцесса стояла на палубе, глядя поверх поручней на затянутое тучами небо, серое и грозное…
Он смотрел в зеркало, и снова увидел это затуманенное небо с клочьями облаков, заслоняющими его отражение. Казалось, мимо проносится туман, и он уже не мог отделить себя от отражения. Его слегка покачивало, как будто он падал в зазеркальное пространство. Звуки лагерной жизни становились тише и смолкли совсем, когда дымка стала плотной серой завесой. Она окружила его, затмив свет.
Серая дымка постепенно растаяла, как пар, вырывающийся из-под крышки, но когда она совсем рассеялась, он понял, что видит не свое отражение. На него глядела прищуренными глазами женщина — прекрасная женщина, одновременно молодая и старая. Морщины на ее лице смещались, как будто она была видна сквозь рябь воды. Волосы под сеткой из драгоценных цветов были седыми, взгляд горел, как расплавленное золото, а глаза были яркими и задумчивыми, как у кошки. Она была стара, очень стара, он знал это, но тем не менее в лице ее ничто не говорило о преклонном возрасте, только натянутая линия скул и рта, хрупкость черт, как будто кожа туго обтягивает кости. Глаза ее отражали древнее знание и бесконечное богатство воспоминаний. Высокие скулы и гладкий лоб делали ее похожей на статую…
