Эта массовая миграция замедлилась у широких дверей трапезной. Когда Изгримнур и его новые товарищи присоединились к сбитой толпе, они оказались плотно зажатыми. Септес задал герцогу какой-то вопрос. Изгримнур не расслышал его из-за гула голосов, поэтому старик приподнялся на носки и сказал ему прямо в ухо.
— Я спрашиваю, как дела на севере? — почти прокричал он. — Мы наслушались жутких историй: голод, волки, смертоносная пурга.
Изгримнур кивнул и нахмурился.
— Дела обстоят очень плохо, — отозвался он. Пока он говорил, его и других застрявших в дверях вытолкнуло, как пробку из бутылки, в трапезную, где потолочные балки сотрясались от гула голосов.
— Я считал, что существует обычай хранить молчание за едой! — прокричал Изгримнур. Молодые спутники Септеса, как и герцог, во все глаза смотрели на десятки столов, расставленных от стены до стены широкого зала. Они насчитали не меньше дюжины рядов, и за каждым столом горбились спины людей в рясах, а их тонзуры представляли бесконечный узор розовых пятен, похожих на ногти сторукого великана. Было впечатление, что каждый занят громким разговором с соседями, причем некоторые махали в воздухе ложками с целью привлечь внимание. Звук был подобен океанскому прибою.
Септес рассмеялся, но смех его был поглощен общим ревом. Он снова приподнялся на цыпочки.
— В нашем аббатстве и во многих других тихо, как и в ваших риммерских монастырях, конечно. Но в Санкеллане Эйдонитисе собираются люди, занятые богоугодными делами, — им приходится говорить и слушать, как торговцам.
— Спекулируют душами? — горько усмехнулся Изгримнур, но старик не расслышал его.
— Если хочется тишины, спустись вниз, в архив. Там священнослужители безмолвны, как могила, и шепот кажется грохотом грома. Идемте! Мы можем получить хлеб и суп вон там, у той двери, а затем ты расскажешь мне, что творится на севере, ладно?
Изгримнур пытался не смотреть, как ест старик, который все время проливал суп из-за своей заячьей губы, и вскоре по его сутане спереди тек целый ручеек.
— Прости, — сказал старик наконец, шепелявя, потому что ему было трудно жевать из-за нехватки зубов. — Я не спросил, как тебя зовут. Как твое имя?
— Изборн, — назвался герцог именем отца, которое было достаточно распространенным.
— А-а, Изборн. Ну а я Септес. Но я уже, кажется, назвался, да? Расскажи же, что происходит на севере. Это еще одна причина, по которой я приезжаю в Наббан, — мы мало получаем известий в своем Озерном крае.
Изгримнур рассказал ему кое-что из того, что случилось к северу от Фростмарша, об убийственных бурях и злых временах. Подавив собственную горечь, он поведал о том, как Скали из Кальдскрика захватил власть в Элвритсхолле, и о последовавших за этим опустошении и массовых убийствах.
— Нам рассказывали, что герцог Изгримнур предал Верховного короля, — сказал Септес, промокая остатки супа в миске последней корочкой хлеба. — Путники рассказывают, якобы Элиас обнаружил, что герцог вместе с братом короля Джошуа намеревался захватить престол.
— Это ложь! — гневно воскликнул Изгримнур, хлопнув ладонью по столу, чуть не опрокинув миску Нейлина. Со всех сторон к ним повернулись головы.
Септес поднял бровь.
— Прости нас, — молвил он, — мы просто говорим о слухах, которые до нас дошли. Может, мы коснулись болезненной темы. Изгримнур, возможно, покровительствует вашему ордену?
— Герцог Изгримнур — честный человек, — сказал герцог, кляня себя за несдержанность. — Я не могу слушать, как на него клевещут.
— Конечно, — сказал Септес как можно спокойнее, но его все равно было едва слышно за шумом. — Но мы слышали и другие рассказы о севере, пострашнее этого, да? Роваллес, расскажи ему, что тебе поведал тот путник.
Молодой монах начал говорить, но поперхнулся и закашлялся. Нейлин, второй послушник, хлопал его по спине, пока тот не отдышался, и продолжал хлопать, видимо, возбужденный своим первым визитом в Наббан.
— Человек, который мы встречали, когда идти сюда, — начал Роваллес, когда Нейлина усмирили, — он из Хевеншира или откуда-то из Эркинланда. — Молодой человек не так хорошо говорил на вестерлинге, как Септес, ему приходилось делать паузы, чтобы подобрать слова. — Он говорит, когда Элиас осада не может убрать Джошуа, Верховный король берет белые демоны из земли, и они волшебно всех убить в замок. Он клянется, что видит это сам.
Септес, промокавший перед своей сутаны, пока Роваллес рассказывал, теперь наклонился вперед.
— Ты, Изборн, как и я, знаешь, насколько люди полны предрассудков, да? Если бы только один человек рассказывал эту историю, я назвал бы его сумасшедшим — и все. Но многие здесь шепчут, в Санкеллане, многие, кто говорит, что Элиас спутался с демонами и злыми духами. — Он коснулся руки Изгримнура своими скрюченными пальцами. Герцог подавил желание отпрянуть. — Ты наверняка слышал об осаде, хоть ты и говоришь, что уехал до ее окончания. Есть ли правда в этих рассказах?
Изгримнур пристально посмотрел на монаха, пытаясь разгадать, не кроется ли за этим вопросом нечто большее. Наконец он вздохнул. Перед ним просто старик с рассеченной губой, и ничего более. Времена действительно страшные, и Септес действительно хочет выяснить правдоподобность слухов у человека, побывавшего в центре событий.
— Я слышал немногим больше вашего, — сказал он, — но могу вам сообщить, что злые силы и вправду вырвались наружу — те, о которых добрые люди предпочли бы не знать, но это, черт побери, не отгоняет их. — Бровь Септеса снова дрогнула от подобных выражений Изгримнура, но он не перебивал. А Изгримнур, распаляясь, продолжал: — Возникает противостояние, и те, что кажутся посимпатичнее, — на самом деле подлее. Больше я сказать не могу. Не спешите верить всему услышанному, но и не торопитесь кричать: «Предрассудки»… — Он остановился, осознав, что ступает на опасную почву. Он мало что мог добавить к сказанному, не привлекая внимая как источник подтверждения сплетен, которые явно носились по Санкеллану Эйдонитису. Он не мог позволить себе стать центром внимания, пока не выяснит, что принцесса Мириамель действительно здесь.
Отрывочные сведения, сообщенные им, казалось, удовлетворили Септеса. Старик откинулся, все еще лениво царапая пятно от супа на сутане.
— А-а, — кивнул он. Его голос едва перекрыл разговор за столом. — Увы, мы так много наслушались страшных историй, что готовы принять рассказанное тобою всерьез, да? Очень серьезно. — Он подал знал ближайшему послушнику помочь ему подняться. — Спасибо, что разделил с нами трапезу, Изборн, — сказал он. — Да хранит тебя Господь. Надеюсь, что мы сможем еще поговорить сегодня в общем зале. Сколько ты здесь еще пробудешь?
— Пока не знаю, — ответил Изгримнур. — Я вас тоже благодарю.
Старик и оба его компаньона исчезли в толпе расходящихся монахов, оставив Изгримнура размышлять. Через минуту он бросил это занятие и встал из-за стола.
Здесь не слышно собственных мыслей. Он мрачно покачал головой, проталкиваясь к выходу. Его мощная фигура помогла ему продвигаться быстро, и вскоре он оказался в главном вестибюле. Ну вот, я разболтался здесь и ни на шаг не продвинулся в поисках бедняжки Мириамели, подумал он горестно. Да и как мне ее найти? Просто спросить кого-нибудь, не здесь ли пропавшая дочь короля Элиаса? Да еще сказать, что она путешествует в обличье юноши? Это еще почище будет. Может, просто поспрашивать, не прибыл ли сюда за последнее время какой-нибудь юный монашек?
