Диавен стояла перед пещерой, как будто заранее знала, что Мегвин придет именно в это время. Гадалка взяла принцессу под руку и провела ее за собой в задымленное помещение.
— Я вижу по твоему лицу. — Диавен торжественно посмотрела в глаза Мегвин. — Слава Мирче, ты видела новый сон.
— Я поднялась на Брадах Тор, как ты и советовала, — ей хотелось кричать от возбуждения. — И боги говорили со мной.
Она пересказала все, что ей пришлось пережить, стараясь ничего не преувеличивать и не превозносить — голая правда была достаточно великолепна. Когда она кончила, Диавен молча смотрела на нее, глаза ее блестели, по-видимому от слез.
— Ах, великие боги, — сказала гадалка. — Тебе было дано Свидетельство, как в старых сказаниях!
Мегвин счастливо улыбнулась. Она знала, что Диавен поймет.
— Это замечательно, — согласилась она. — Мы будем спасены, — она замолчала, словно споткнувшись о затаенную мысль. — Но что нам теперь делать?
— Исполнить волю богов, — не задумываясь ответила Диавен.
— Но в чем она?
Диавен порылась среди своих зеркал и наконец выбрала одно, из полированной бронзы, с ручкой в форме свернувшейся змеи.
— Теперь тихо. Я не вижу таких снов, как ты, но у меня есть свои пути. — Она подержала зеркало над тлеющим огнем, потом сдула образовавшуюся копоть. Диавен долго смотрела в него, ее карие глаза, казалось, видели что-то за зеркалом. Губы ее беззвучно шевелились. Наконец она положила зеркало.
Когда Диавен заговорила, голос ее, казалось, доносился откуда-то издалека.
— Боги помогают смелым. Багба дал стадо народу Эрна, потому что они Потеряли своих лошадей, сражаясь во славу богов. Матхан научила ткать женщину, которая спрятала ее от ярости ее мужа, Мюрага. Боги помогают смелым. — Она моргнула и откинула со лба прядь черных волос. Голос ее снова стал обычным. — Мы должны пойти навстречу богам. Мы должны показать им, что люди Эрна достойны их помощи.
— Что это значит?
Диавен покачала головой:
— Я не знаю точно.
— Мы должны поднять оружие? Идти вперед и бросить вызов Скали? — Мегвин нахмурилась. — Как я могу просить людей об этом? Нас так мало, и мы так слабы!
— Исполнять волю богов никогда не бывает легко, — вздохнула Диавен. — Я знаю. Когда я была молодой, Мирча пришла ко мне во сне, но я была слабой и не смогла сделать то, о чем она просила меня. Я испугалась. — Лицо гадалки, погруженной в воспоминания, было исполнено яростного сожаления. — Так я упустила свой миг и не могла больше служить Мирче. Ни разу с тех пор я не ощущала ее прикосновения, ни разу за все эти долгие одинокие годы… — Она замолчала, а когда снова подняла взгляд на Мегвин, уже была оживлена, как торговец шерстью. — Воля богов может быть страшной, королевская дочь, но отказ от нее означает также и отказ от их помощи. Больше мне нечего сказать.
— Поднять оружие на Скали и его грабителей… — Мегвин спокойно обдумывала эту мысль. Была какая-то безумная красота в этой идее, красота, которая, конечно, могла понравиться небесам. Снова поднять меч Эрнистира против захватчиков, хотя бы на одно мгновение… Конечно, в этот роковой миг сами боги вскричат, и небеса не смогут не разверзнуться, и все молнии Ринна полетят вперед, чтобы испепелить Скали и его войско!
— Я должна подумать, Диавен. Но когда я буду говорить с народом моего отца, ты встанешь со мной?
Гадалка кивнула, улыбаясь, как гордая мать.
— Я встану с тобой, дочь короля. Мы расскажем людям, что говорили боги.
Потоком лился теплый дождь, первый предвестник приближающегося шторма. Плотная гряда облаков у горизонта, испещренная черными и серыми пятнами, была освещена по краям оранжевым блеском послеполуденного солнца, которое она почти уже поглотила. Мириамель прищурилась, стараясь, чтобы дождь не попадал в глаза, и внимательно оглядела все вокруг. Большинство матросов были заняты приготовлениями к шторму, и никто, по-видимому, не обращал на нее никакого внимания. Аспитис был у себя в каюте, и Мириамель надеялась, что он слишком поглощен картами, чтобы заметить пропажу любимого кинжала.
Она вытащила из-под стянутой поясом накидки первый мех с водой, потом развязала узел, который удерживал ткань, прикрывавшую открытую шлюпку. Бросив еще один быстрый взгляд вокруг, она дала меху с водой соскользнуть в лодку, потом быстро сбросила туда и второй. Когда она приподнялась на цыпочки, чтобы впихнуть в шлюпку еще и сверток с хлебом и сыром, кто-то закричал на наббанаи:
— Хей! Прекрати это!
Мириамель застыла, как загнанный в угол кролик, сердце бешено стучало. Она разжала пальцы, чтобы пакеты с сдой упали в лодку, и медленно обернулась.
— Болван! Ты привязал не с той стороны! — кричал матрос со своего насеста на мачте. С высоты двадцати локтей он негодующе смотрел на другого матроса, работавшего под ним. Предмет его критики сделал ему «козу» и весело продолжал делать то, что вызвало такое раздражение его товарища. Первый матрос еще немного покричал, потом засмеялся, сплюнул по ветру и приступил к собственной работе.
Мириамель прикрыла глаза, пытаясь унять дрожь в коленях. Она набрала полную грудь воздуха, вдыхая запахи смолы, мокрых досок, влажной шерсти ее собственного плаща и резкий, колючий запах надвигающегося шторма, потом снова открыла глаза. Дождь стал сильнее, и теперь с ее капюшона прямо на кончик носа стекал маленький водопад. Пора уходить с палубы. Скоро закат, а она не хотела бы, чтобы план Ган Итаи был разрушен простой небрежностью, какими бы призрачными ни были надежды на успех. Кроме того, поскольку нет никакого разумного объяснения ее пребыванию на палубе в такой дождь, если она столкнется с Аспитисом, это может засесть у него в памяти, как нечто любопытное. Мириамель не знала точно, что собирается устроить ниски, но была уверена, что настороженность Аспитиса будет помехой для любого плана.
Никем не замеченная, она спустилась по лестнице люка, потом прокралась по пустынному коридору к аскетической каюте ниски. Дверь была не заперта, и Мириамель тихонько скользнула внутрь. Ган Итаи не было — Мириамель была уверена, что она ушла готовить главную часть своего плана, каким бы безнадежным он ни казался самой ниски. Ган Итаи действительно выглядела удрученной и павшей духом, когда Мириамель видела ее сегодня утром.
Подвязав юбку, Мириамель вытащила из стены незакрепленную панель, потом долго мучилась, решая, стоит ли запирать дверь каюты. Если она не сможет как следует укрепить панель на месте изнутри потайного коридора, любой вошедший в комнату сразу поймет, что кто-то через него прошел, и может заинтересоваться настолько, что решит самостоятельно предпринять расследование. Но если она закроет засов, Ган Итаи не сможет войти, если вернется в свою каюту.
Немного поразмыслив, она решила оставить дверь в покое и положиться на случай. Она вытащила из-за пазухи огарок свечи и поднесла его к лампе, потом влезла внутрь и задвинула за собой панель. Зажав свечу в зубах, она карабкалась по лестнице, вознося про себя благодарственную молитву за то, что волосы у нее намокли и все еще коротко острижены. Она поспешно отогнала от себя мысль о том, что могло бы произойти, если бы в таком узком пространстве вспыхнули чьи-нибудь волосы.
