Он печально посмотрел на содранную кожу.
— Боюсь, что я слишком много греб. Я еще недостаточно силен.
Мириамель нахмурилась:
— Ты сошел с ума. Кадрах! Ты много дней был закован в цепи! Зачем же ты работал веслами? Ты убьешь себя!
Монах покачал головой:
— Я греб не слишком долго, моя леди. Эти раны на руках свидетельствуют о слабости моей плоти, а не о тяжести моих трфудов.
— Мне нечем их перевязать, — забеспокоилась Мириамель, потом внезапно взглянула в небо. — Какое сейчас время дня?
Монаху потребовалось время, чтобы ответить на этот неожиданный вопрос.
— Ну-у, ранний вечер, принцесса. Солнце только что зашло.
— И ты позволил мне спать весь день? Да как ты мог!?
— Вам необходимо было поспать, леди. Вы видели дурные сны, но я уверен, что вам все равно стало гораздо лучше после… — Кадрах замолчал, потом поднял скрещенные пальцы в неопределенном жесте. — В любом случае, так было лучше.
Мириамель постаралась притушить свое раздражение:
— Надо найти что-нибудь для твоих рук. Может быть в одном из свертков Ган Итаи? — Она старалась, чтобы ее губы не дрогнули, когда она произносила имя ниски. — Не двигай весла, если дорожишь своей жизнью.
— Да, моя леди.
Двигаясь осторожно, чтобы не причинить боли ноющим мышцам, Мириамель наконец достала маленький промасленный пакет полезных вещей, которые Ган Итаи вручила ей вместе с водой и пищей. Там были обещанные рыболовные крючки, кусок прочного странно темного шнура, какого Мириамель никогда не видела прежде; кроме того, там был маленький ножичек и мешочек с целой коллекцией баночек, каждая не больше большого пальца взрослого мужчины. Мириамель открывала их одну за другой, осторожно принюхиваясь.
— В этой соль, я думаю, — сказала она. — Зачем соль может понадобиться в море, если можно в любой момент получить ее, выпарив воду? — Она посмотрела на Кадраха, но монах только покачал круглой головой. — В этой какой-то желтый порошок. — Она закрыла глаза и принюхалась еще раз. — Запах приятный, но не похоже, что здесь что-то съедобное. Хм. — Она открыла еще три, обнаружив в одной толченые лепестки, во второй сладкое масло и в третьей светлую мазь, от запаха которой начали слезиться глаза.
— Я знаю этот запах, — сказал Кадрах. — Ложный след. Годится для припарок и тому подобного. Основное средство из арсенала сельского целителя.
— Значит, это я и искала. — Мириамель отрезала несколько полос от ночной рубашки, которую носила под мужской одеждой, потом намазала мазью часть из них и туго обернула их вокруг стертых рук Кадраха. Закончив, она повязала сверху полоску сухой ткани, чтобы уберечь раны от грязи.
— Вот, это должно помочь.
— Вы слишком добры, леди, — тон монаха был легким, но глаза его блестели, как будто от слез. Смущенная и немного неуверенная, она не стала всматриваться.
Небо, уже долгое время сиявшее самыми яркими красками, теперь быстро темнело, становясь лилово-синим. Ветер усили-лился, и они туже затянули вороты плащей. Мириамель прислонилась к борту лодки и замерла, отдаваясь мягким колебанием судна, скользящего по гребням волн.
— Так что нам теперь делать? Где мы? Куда мы плывем?
Кадрах все еще ощупывал свою повязку.
— Ну, что до того, где мы сейчас, леди, я бы сказал, что мы где-то между островами Спент и Риза, в середине залива Ферракоса. Скорее всего мы примерно в трех лигах от берега — это несколько дней гребли, даже если работать веслами с утра до ночи.
— Вот хорошая мысль, — Мириамель подползла к скамейке, на которой сидел Кадрах, и опустила весла в воду. — Мы прекрасно можем двигаться, разговаривая. Мы плывем в правильном направлении? — Она горько засмеялась. — Впрочем, как можно ответить на этот вопрос, если мы даже не знаем, куда направляемся?
— По правде говоря, все должно быть в порядке, если мы будем идти, куда идем, принцесса. Я посмотрю снова, когда появятся звезды, но по солнцу я видел, что мы плывем на северо-восток, и это достаточно хорошо на данный момент. Но вы уверены, что вам стоит грести? Может быть я могу еще немного…
— О Кадрах, ты, с твоими окровавленными руками? Ерунда! — Она окунула весла в воду и потянула, скользнув назад, когда одно из них выскочило из воды. — Нет, не показывай мне, — сказала она быстро. — Я научилась грести давно, еще когда была маленькая, просто я давно этого не делала. — Она нахмурилась, сосредоточенно вспоминая полузабытый взмах весла. — Мы учились в маленькой заводи на Гленивенте. Мой отец обычно брал меня с собой.
Воспоминания об Элиасе, сидящем перед ней и смеющимся, когда одно из весел уплыло вниз по течению, пронзило ее. В этом отрывочном воспоминании ее отец казался едва ли старше, чем она сама была сейчас — может быть, поняла она внезапно с каким-то изумлением, он все еще оставался мальчиком, несмотря на свой возраст. Не было сомнений, что груз славы его великого и всеми любимого отца тяжело давил на него, вынуждая снова и снова совершать бесконечные подвиги доблести. Она помнила, как ее мать удерживала слезы страха, появлявшиеся после сообщений о безумствах Элиаса на поле битвы — слезы, которых рассказчики никогда не понимали. Было странно думать так о своем отце. Может быть, несмотря на всю свою храбрость, он всегда был неуверенным, до ужаса боясь остаться ребенком, вечным сыном бессмертного отца?
Расстроенная, Мириамель пыталась выбросить из головы это удивительно приставучее воспоминание и сосредоточиться на древнем ритме работающих весел.
— Хорошо, моя леди, у вас прекрасно получается. — Кадрах откинулся назад, его забинтованные руки и круглое лицо в быстро тускнеющем свете казались бледными, как шляпка ядовитого гриба. — Итак, мы знаем где мы — плюс-минус несколько миллионов ведер морской воды. Что же до того, куда мы двигаемся… Ну, что сказать вам, принцесса? В конце концов, это вы спасли меня.
Она внезапно почувствовала, что весла в ее руках стали тяжелыми, словно камни. Туман бессмысленности всего происходящего накатился на нее.
— Не знаю, — прошептала она. — Мне некуда идти.
Кадрах кивнул головой, как будто ждал такого ответа.
— Тогда позвольте мне отрезать вам кусок хлеба и небольшой ломтик сыра, леди, и я расскажу вам, что я думаю по этому поводу.
Мириамель не хотела прекращать грести, поэтому монах любезно согласился давать ей откусить между взмахами. Его комический вид, когда он отшатывался при очередном взмахе весел, заставил ее рассмеяться, и сухая корочка застряла у нее в горле. Кадрах постучал ей по спине и дал глоток воды.
— Довольно, леди. Вам придется остановиться и поесть нормально. Потом, если вы захотите, можно будет начать снова. Это было бы насмешкой над милостью Божьей — убежать от килп и сотен других опасностей и умереть, подавившись куском хлеба. — Он критически наблюдал, как она ела. — Вы ко всему еще и худая. Девушка в вашем возрасте должна быть упитанной. Что вы ели на этом проклятом корабле?
