— Да, даже когда в этом нет никакого смысла. — При этих словах Сангфугола вернулся невероятно важный Таузер, которого канканг его новых друзей явно поднял на качественно более высокую ступень опьянения.
— Нас вот-вот атакует тысячное войско Фенгбальда, Сангфугол, — рявкнул Саймон. — По этой пустячной причине можно и потревожиться слегка. Иногда, знаешь ли, тревогу называют необходимостью принимать решения.
Арфист, оправдываясь, махнул рукой.
— Я знаю, и я не собираюсь критиковать его талант военачальника. Если кто-нибудь и способен выиграть эту битву, то это наш принц. Но я клянусь тебе, Саймон, иногда мне кажется, что если бы Джошуа посмотрел под ноги и увидел, сколько букашек и козявок он давит при каждом шаге, он навеки перестал бы ходить. Нельзя быть вождем, а тем более королем, если любая рана, нанесенная кому-нибудь. из твоих людей, саднит, как твоя собственная. Джошуа слишком много страдает за других, чтобы когда-нибудь быть счастливым на троне.
Таузер слушал, и глаза его были живыми и внимательными.
— Он сын своего отца, это уж точно.
Сангфугол раздраженно помотал головой.
— Опять ты говоришь ерунду, старина. Престер Джон был его полной противоположностью, как известно — кому как не тебе это знать.
— Ах, — сказал Таузер с неожиданной серьезностью. — Ах. Да. — Он помолчал. Казалось, он хочет сказать что-то еще, но вместо этого старый шут резко повернулся и снова ушел.
Саймон, пожав плечами, немедленно выбросил из головы странное замечание старика.
— Но, Сангфугол, как может добрый король оставаться спокойный и равнодушным, когда народ его страдает? Ты думаешь, он должен забыть об этом?
— Нет! Кровь Эйдона, нет! — иначе он был бы ничуть не лучше своего сумасшедшего брата. Но скажи мне, разве, порезав палец, ты уляжешься в постель и будешь лежать там, пока палец не заживет? Или ты остановишь кровь и продолжишь свое дело?
Саймон обдумал это.
— Ты хочешь сказать, что Джошуа ведет себя вроде того фермера из старой истории — того, который купил на рынке самую толстую, самую жирную свинью, а потом у него не хватило духу заколоть ее, так что семья фермера умерла с голоду, а свинья осталась жива?
Арфист рассмеялся.
— Ну да. Только я не говорю, что Джошуа должен позволить, чтобы его людей закололи, как свиней — просто иногда несчастья случаются независимо от того, как сильно добрый король хочет предотвратить их.
Они сидели молча, глядя в огонь, и Саймон обдумывал сказанное его другом. Наконец, решив, что Таузера вполне можно оставить в компании кануков — старый шут учил троллей старым балладам сомнительного свойства — арфист отправился спать. Саймон сидел и слушал пение Таузера до тех пор, пока не почувствовал, что у него разболелась голова. Тогда он пошел перекинуться парой слов с Бинабиком.
Тролль все еще разговаривал с Джошуа. Ситки уже практически спала. Ее голова лежала на плече Бинабика, глаза с длинными ресницами были полузакрыты. При появлении Саймона она сонно улыбнулась, но ничего не сказала. К троллям и Джошуа присоединился дородный констебль Фреозель и тощий старик, которого Саймон не знал. Спустя мгновение он понял, что это, должно быть, Хельфгрим, бывший лорд-мэр Гадринсетта, бежавший из лап Фенгбальда.
Наблюдая за Хельфгримом, Саймон вспомнил, как Джулой сомневалась в нем. Старик действительно выглядел беспокойным и расстроенным, когда разговаривал с принцем, как будто боялся сказать что-то неправильное и тем самым навлечь на себя страшное наказание, Саймон тоже подумал, могут ли они доверять этому издерганному человеку, но в следующее мгновение выругал себя за бессердечность. Кто знает, какие пытки пришлось вынести бедняге Хельфгриму, что довело его до такого состояния? Разве после своего бегства из Хейхолта сам Саймон не был больше похож на дикое животное, чем на разумного человека? Кто счел бы его тогда хоть сколько-нибудь заслуживающим доверия?
— А, друг Саймон! — Бинабик поднял глаза. — Питаю радость от наблюдения тебя. Я изготовляю вещь, для которой буду нуждаться в твоем помоществовании.
Саймон с готовностью кивнул.
— Говоря с откровенностью, — сказал Бинабик, — это сразу две вещи. Сначала я должен немного учить тебя кануку, чтобы среди битвы ты мог разговаривать с моим народом.
— Конечно. — Саймону было приятно, что Бинабик вспомнил об этом. Почетное приглашение стало более реальным, когда его повторили в присутствии самого Джошуа. — Если я только получу разрешение сражаться вместе с ними. — Он посмотрел на принца.
Джошуа улыбнулся.
— Люди Бинабика больше помогут нам, если будут понимать, чего мы от них хотим. Кроме того, таким образом лучше будет обеспечена их собственная безопасность. Саймон, ты получил мое разрешение.
— Спасибо, ваше высочество. Ну, а что еще, Бинабик?
— Также мы должны предпринимать собирательство всех лодок, принадлежащих народу Нового Гадринсетта. — Бинабик улыбнулся. — Их имеет должность быть не более четырех десятков.
— Лодки? Но ведь озеро замерзло! Какой от них толк?
— Толк имеют не сами лодки, — ответствовал тролль, — но их некоторые части.
— У Бинабика есть план, как лучше организовать оборону, — пояснил Джошуа, но лицо его выражало явное сомнение в действенности этого плана.
— Это не есть просто план, — Бинабик снова улыбнулся. — Это не есть идея, которая сваливалась на меня сверху, похоже на камень. Это определенный канукский обычай, который я буду демонстрировать вам, утку, и это будет большая удачливость для вас. — Довольный собой тролль тихо рассмеялся.
— Что это?
— Ты будешь иметь мой подробный рассказ завтра, среди охоты на лодки.
— Еще один вопрос, Саймон, — сказал Джошуа. — Я знаю, что уже спрашивал, но думаю, что к этому стоит вернуться. Как ты думаешь, есть хоть какой-нибудь шанс, что нам на помощь придут твои друзья ситхи? Это же их священное место, не так ли? Разве они не придут защищать его?
— Я не знаю, Джошуа. Как я говорил, Джирики думает, что потребуется много времени, чтобы убедить его народ.
— Жаль, — Джошуа провел рукой по коротко остриженным волосам. — Честно говоря, я боюсь, что даже с прибытием троллей нас просто слишком мало. Помощь справедливых была бы огромным благом для нас. Хм! Странная штука жизнь, верно? Мой отец гордился тем, что вытеснил из королевства последних ситхи — теперь его сын молится, чтобы они пришли и помогли защитить остатки этого самого королевства.
Саймон грустно покачал головой. Сказать было нечего. Старый лорд-мэр, внимательно слушавший этот разговор, теперь внимательно смотрел на Саймона, как бы изучая его. Юноша попробовал понять, о чем он думает, но ничего не получилось. Водянистые глаза старика были пусты.
— Разбуди меня, когда пора будет идти, Бинабик, — сказал наконец Саймон. — Спокойной ночи всем. Спокойной ночи, принц Джошуа. — Он повернулся и направился к дверям. Пение троллей и низоземцев вокруг огня стихало, мелодии становились все медленнее и меланхоличнее. Затухающий огонь окрасил уходящие в тень стены мерцающим красным светом.
