Саймон покачал головой, потом сел и стал разматывать тряпки на мече.
Сегодня они разбили лагерь очень рано; солнце еще высоко стояло над верхушками деревьев. Мириамель решила, что завтра они пойдут по течению маленького ручейка, который долгое время сопровождал их по пути к Речной дороге; русло ручья изгибалось в нужном им направлении большую часть этого дня. Речная дорога вилась вдоль Имстрека, мимо Стеншира и Хасу Вейла. Лучше будет, решила принцесса, выйти к дороге в полночь и идти по ней до рассвета, чем провести всю ночь в лесу и потом целый день ждать наступления темноты.
Это был первый случай за последние несколько дней, когда она извлекла из ножен меч не по такому прозаическому поводу, как рубка молодой поросли. Собственно, это по ее предложению они и решили потратить час на фехтование, прежде чем приступать к вечерней трапезе, — кроме всего прочего, перемена ее настроения озадачила Саймона еще и поэтому. Мириамель разрывалась между желанием сказать, что это не его вина, и затаенной уверенностью в обратном — его вина, что он мужчина, любит ее и отправился вместе с ней, хотя она чувствовала бы себя гораздо лучше, путешествуя в полном одиночестве.
— Не сердись на меня, Саймон, — выговорила она наконец и почувствовала слабость от того, что сделала это. — Я просто устала.
Успокоенный, он закончил разматывать тряпку, потом бросил комок пыльной ткани в седельную сумку и присоединился к ней у еще не зажженного огня.
— Я просто хотел, чтобы ты вела себя осторожнее. Я тысячу раз говорил, что ты делаешь слишком глубокие выпады.
— Да, Саймон, я помню.
— Ты не должна позволять кому-то, кто больше тебя, подбираться так близко.
Мириамель поймала себя на том, что мечтает, чтобы он наконец замолчал.
— Я знаю, Саймон. Я просто устала.
Он, видимо, почувствовал, что снова вызвал ее раздражение.
— Но ты молодец, Мириамель, ты сильная.
Она кивнула, поглощенная возней с огнивом. Искра упала на завитки стружек, но тут же погасла. Мириамель сморщила нос и попробовала еще раз.
— Хочешь, я попытаюсь?
— Нет, не хочу. — Она еще раз безрезультатно высекла искру. Руки начинали уставать.
Саймон посмотрел на стружки, потом на лицо Мириамели и быстро опустил глаза.
— Помнишь желтый порошок Бинабика? С ним он зажигал огонь даже в бурю. Я видел, как он разводил костер на Ситкихоке, а там был снег и сильный ветер…
— На. — Мириамель встала, бросив, огниво и стальной брусок в грязь около кучи стружек. — Делай это сам.
Она пошла к своей лошади и начала рыться в седельных сумках.
Саймон, похоже, собирался что-то сказать, но вместо этого принялся разжигать огонь. Довольно долго удача сопутствовала ему в этом занятии не больше, чем Мириамели. Когда принцесса вернулась с платком, полным содержимого сумок, он наконец поймал маленькую искорку и раздул пламя. Стоя рядом с ним, она увидела, что волосы его сильно отросли и теперь рыжими завитками спадали на плечи.
Он застенчиво посмотрел на нее. Глаза его были полны участия.
— Что случилось?
Она проигнорировала вопрос.
— Тебя пора подстричь. Я сделаю это после ужина. — Принцесса развернула платок. — Это наши последние два яблока. В любом случае они уже сморщились — не знаю уж, где Фенгбальд нашел их. — Ей рассказывали, где Джошуа захватил эти продукты, и было некое удовольствие в том, чтобы есть яблоки, некогда предназначенные этому напыщенному гордецу. — Осталось еще немножко сушеной баранины, но она уже тоже кончается. Боюсь, скоро нам придется взяться за лук со стрелами.
Саймон открыл рот и снова закрыл его. Потом вздохнул.
— Мы завернем яблоки в листья и зароем их в угли. Так всегда делал Шем-конюх. Тогда будет незаметно, что они подвяли.
— Как скажешь, — ответила Мириамель.
Мириамель откинулась назад и облизала пальцы. Они еще немного болели после соприкосновения с горячей яблочной кожурой, но игра стоила свеч.
— Шем-конюх, — сказала она, — человек потрясающей мудрости.
Саймон улыбнулся. Борода его стала липкой от сока.
— Это было хорошо. Но теперь у нас больше нет яблок.
— Я бы и не смогла сегодня ничего съесть. А завтра мы уже будем на дороге к Стенширу. Я уверена, что нам удастся найти что-нибудь почти такое же хорошее.
Саймон пожал плечами.
— Хотел бы я знать, где сейчас старина Шем, — произнес он по прошествии некоторого времени. Костер трещал и плевался, когда листья, в которых пеклись яблоки, начали чернеть. — И Рубен, и Рейчел… Думаешь, все они еще живут в Хейхолте?
— Почему бы и нет? Королю все еще нужны конюхи и кузнецы, и уж конечно там должна быть главная горничная. — Она слабо улыбнулась.
Саймон хихикнул.
— Это верно. Я не могу себе представить, что кто-то сможет заставить Рейчел уйти, пока она сама этого не захочет. С тем же успехом можно попытаться вытащить дикобраза из дупла. Даже король — твой отец, я имею в виду, — не мог бы выгнать ее, пока она не приготовится к этому.
— Выпрямись. — Мириамель ощутила внезапную потребность делать хоть что-нибудь. — Я говорила, что собираюсь подрезать твои волосы.
Саймон пощупал затылок.
— Думаешь, это так уж обязательно?
Взгляд принцессы был совершенно непреклонным.
— Даже овец стригут раз в сезон.
Она вынула точильный камень и несколько раз провела по нему ножом. Звук был похож на усиленное эхо от пиликанья сверчков, усердно трудившихся вокруг маленького костра.
Саймон огляделся.
— Я чувствую себя так, как будто меня собираются зарезать к празднику Эйдонмансы.
— Никто не знает, что может случиться, когда кончится сухое мясо. А теперь смотри вперед и молчи.
Она стояла за его спиной, но света было недостаточно, чтобы разглядеть выражение ее лица. Когда она тоже села, выяснилось, что его голова слишком высоко и принцессе трудно стричь.
— Не сходи с этого места, — сказала она.
Мириамель прикатила большой камень, оставляя глубокую колею на мокрой земле; усевшись на него, она оказалась как раз на нужной высоте. Принцесса взяла прядь волос юноши и оценивающе посмотрела на нее.
— Чуть-чуть подстричь снизу. Нет… Все-таки довольно порядочно.
Его волосы были лучше, чем казались, — густые и довольно мягкие. Как бы то ни было, после долгого путешествия они сильно запачкались. Принцесса подумала, как должны выглядеть ее собственные волосы, и поморщилась.
— Когда ты последний раз мылся? — спросила она.
— Что? — Он был удивлен. — Что ты имеешь в виду?
— А что, ты думаешь, я могу иметь в виду? У тебя в волосах полно щепок, еловых иголок и пыли.
