После полудня Изгримнур обнаружил, что незаметно для самого себя оказался втянутым в бой. Он убил одного и тяжело ранил нескольких других. Сам он получил только пару незначительных царапин, благодаря тому, что удача не оставляла его. Один раз он споткнулся, и мощный удар противника сбил макушку шлема. Если бы Изгримнур сидел прямо, этот удар наверняка снес бы ему голову. Герцог дрался уже без прежнего боевого азарта, но страх придавал ему силы, о наличии которых он уже давно забыл. Это было очень похоже на гнездо гантов. Куда бы он ни повернулся, повсюду были закованные в панцири существа, мечтавшие убить его.
На склоне Джошуа и его рыцари оттеснили силы Вареллана почти до внешнего края прохода. Конечно, думал Изгримнур, некоторые из тех, кто сражался там, должны были уже увидеть внизу широкую зеленую равнину, залитую солнечным светом, но видели только человека перед собой и его оружие, несущее быструю гибель.
Когда солнце начало двигаться к западному горизонту, Изгримнур обнаружил себя там, где сражение временно прекратилось. Вокруг, разбросанные как рыбы, оставленные отливом, лежали мертвые солдаты.
Прямо под горой Изгримнур увидел золотую вспышку: это был Камарис. Герцог изумленно смотрел на него. Спустя много часов после начала битвы старый рыцарь сражался с неослабевающим упорством, хотя и чуть-чуть медленнее. Камарис прямо сидел в седле, движения его были размеренными и спокойными, как у фермера, работающего в поле. Рог висел у него на боку. Торн свистел в воздухе, как черная коса, оставляя за собой, словно свежескошенную пшеницу, обезглавленные тела.
Он не такой, каким был раньше, изумлялся Изгримнур. Нет, он еще свирепее. Он дерется как проклятая душа! Что в голове у этого человека? Что грызет его сердив?
Неожиданно Изгримнуру стало стыдно, что он стоит и смотрит, как сражается и истекает кровью Камарис, который был старше его на двадцать лет. Возможно, это самая важная битва из всех прошлых и будущих, и ее исход по-прежнему неясен. Он был нужен. Он мог быть старым и уставшим от войны, но по-прежнему хорошо владел мечом.
Герцог легко пришпорил коня, направляя его туда, где сир Камарис удерживал, не подпуская к себе, трех пеших солдат. Это было место, скрытое от взгляда сверху паутиной крон низких деревьев. Хотя он слегка беспокоился, сможет ли Камарис продержаться, пока не подойдет подмога, но все же понимал, что при самом неблагоприятном стечении обстоятельств должно пройти какое-то время, прежде чем нападающие коснутся его. В любом случае сидящий в седле Камарис вдохновлял войска Джошуа… так что стыдно было отсиживаться в кустах.
Не успев проскакать и дюжины локтей, Изгримнур неожиданно увидел стрелу, торчащую из груди своего коня, прямо перед стременем. Лошадь заржала. Изгримнур почувствовал жгучую боль в боку и упал. Земля вздыбилась ему навстречу, ударив как дубинка. Лошадь, пытаясь удержать равновесие на скалистом склоне, качнулась над ним, молотя передними ногами, потом рухнула.
Последнее, что увидел и почувствовал Изгримнур, это страшная вспышка света, как будто солнце упало с неба прямо на него.
6. ПЫЛЬНЫЕ ИМПЕРИИ
Это сводило с ума. Саймона мучила жажда, во рту было сухо, как будто он наелся костяной муки, и его преследовал звук капающей воды… но воды не было. Словно какой-то злобный демон заглянул в его мысли, вытащил самое заветное желание и превратил его в жестокую шутку.
Он остановился, глядя в темноту. Туннель расширялся, но по-прежнему вел вниз, нигде не сворачивая. Поперечных коридоров не было. Капающий звук теперь доносился сзади, словно он прошел мимо источника, скрытого в темноте.
Но этого не может быть. Сначала звук был передо мной, теперь он сзади, но я так и не слышал его рядом со мной. Саймон пытался подавить страх, который казался ему почти живым существом, состоящим из крошечных сухих чешуек и скребущих когтей.
Пусть он затерян под землей, говорил себе Саймон, но он все еще жив. Он уже бродил в похожих туннелях раньше и в конце концов вышел к солнцу. А теперь он стал старше. Он видел такое, что немногие смогли бы пережить. Он выживет. А если нет? Тогда он без позора встретит смерть.
Храбрые слова, простак, издевался внутренний голос. Хорошо говорить это теперь. Но когда пройдут бессолнечный день и безлунная ночь, а ты так и не найдешь воды? Когда погаснет факел?
Заткнись, сказал он внутреннему голосу.
В пещерный мрак спустился Джон, — тихо запел Саймон. Горло болело, но он уже устал от монотонного стука каблуков по камню. Кроме того, этот звук навевал на него чувство невыносимого одиночества.
Где огненный сидел дракон,
Где жаб и троллей дом родной,
Король спустился молодой.
Саймон нахмурился. Если бы этот туннель действительно служил домом какому-нибудь троллю! Он отдал бы все что угодно за встречу с Бинабиком — и бурдюком воды, конечно, и глотком канканга. А если Престер Джон не взял с собой в подземелье ничего, кроме меча — а он и его не взял, если уж на то пошло: эрнистириец Эолер говорил, что Джон нашел Миннеяр где-то под землей — как же он освещал себе дорогу? У Саймона был только один факел, и огонь уже начинал слабеть. Идти, размахивая кулаками в поисках дракона, конечно, очень интересно, но песни обычно ничего не говорят насчет еды, воды и попыток развести костер.
Старые колыбельные, исчезнувшие мечи и туннели в темной, зловонной земле. Почему жизнь снова и снова бросает это ему в лицо? Когда Саймон мечтал о приключениях настоящего рыцаря, он рассчитывал на более благородные вещи — кровавые битвы, до блеска отполированные доспехи, подвиги, храбрость и приветствия толпы. Все это Саймон нашел в той или иной степени. Но он не этого ждал. И снова он возвращался назад, к безумию мечей и туннелей, как будто должен был играть в бессмысленную детскую игру, от которой давно устал… Он стукнулся плечом о стену и чуть не упал. Факел выпал из его рук, и теперь, дымя, лежал на полу. Некоторое время Саймон тупо смотрел на него, потом пришел в себя, нагнулся и схватил головню так поспешно, словно факел пытался убежать от него.
Простак.
Тяжело вздохнув, он сел. Саймон устал идти, устал от пустоты и одиночества. Туннель превратился в извивающийся спиралью проход сквозь неровные каменные плиты — очевидно, он уже достиг глубинных костей Свертклифа и быстро продвигается к центру земли.
Что-то в его кармане терлось о ногу, привлекая внимание. Что это? Он ковылял по нескончаемому коридору долгие часы и даже не удосужился посмотреть, какие вещи оказались при нем, когда он провалился в крошащуюся землю.
Опустошая карманы и слегка постанывая от боли в обожженных пальцах, он обнаружил, что немного потерял, откладывая осмотр. Там был круглый гладкий камень, который он подобрал, потому что ему понравилась его форма, и истертая пряжка — он был уверен, что выкинул ее. Пряжку Саймон решил сохранить, смутно надеясь, что она пригодится для копания.
Единственной ценной находкой был кусочек сушеного мяса, оставшийся от вчерашнего обеда. Он с вожделением смотрел на узкую полоску толщиной с палец, потом отложил ее. У него было чувство, что через несколько часов он будет хотеть съесть ее даже больше, чем сейчас.
