Тео нравился этот шум.
«Прощай, Пуговица, — думал он. — Ребячий гам — подходящая для тебя эпитафия. Как они весело играют, маленькие эльфы и гоблины. Все могло быть гораздо хуже».
Внезапно он увидел над собой три лица — одно из них на очень большой высоте. Но Тео сильнее всего поразило другое, гоблинское, потому что он как раз думал о Пуговице. Этих троих он еще не видел после своего возвращения из подводного царства и не сразу подобрал имена к знакомым чертам.
— Стриди! Колика! Колышек! Как вы все поживаете?
Длинный лохматый эльф, похоже, ориентировался в реальности не лучше, чем при старом режиме, но вид у него при этом сделался спокойный и даже счастливый. Он подал Тео руку, чтобы помочь ему встать.
— Здравствуй, Тео. А Поппи-то здесь. Не у меня в голове, а на самом деле.
— Я знаю. Рад тебя видеть, Стриди.
— Она хорошая.
— Очень. Это здорово — видеть вас всех живыми.
— Так-то оно так. — Пэкона понизила голос. — Дистри еще не знает про Вицупуго, если ты понимаешь, о чем я, так что поосторожнее. Он расстроится, и придется обвязать ему лодыжку проволокой вместо заземления, не то он весь лагерь спалит или превратит нас всех в бабочек. Колышек хотел поговорить о чем-то с тобой, а мы со Стриди увязались за ним, чтобы на тебя поглядеть. Ну, как оно, соседушка? Ты, я слыхала, наворотил дел.
— Не по своей воле, — пожал плечами Тео.
— Все равно. Говорят, ты с самим Большуном повстречался.
— С Большуном? — Тео вспомнилось, как маленький, худенький Пуговица дал ему записку в автобусе, и он тяжело сглотнул. — Это кто же такой?
Колика щелкнула пальцами, чтобы зажечь навозного цвета сигару.
— Известно кто — Добрый Малый Робин. Он у нас, у пэков, герой. Правая рука короля. Самый знаменитый пэк из всех, живших на свете*
[34]
. Какой он из себя?
Тео постарался припомнить, но последующие бурные события заслонили образ паромщика.
— Грустный. И умный, как мне показалось. Забавный, Чемерицу он недолюбливал.
— Наша порода, — радостно закивала Колика. — Интересно, куда он девался.
— А что, никто не знает куда?
Колика не проявляла особого беспокойства на этот счет.
— Когда Чемерицы не стало, сковывавшие Робина чары рухнули. Может, он уплыл куда-то с королем и королевой. Решил дать себе заслуженный отдых.
— Ты думаешь, все они живы?
Пэкона придвинулась ближе, дохнув на Тео табачным облаком, от которого и гиена бы сморщилась.
— Спрашиваешь. Такие, как они, не умирают. Они вроде как звезды или луна. Или налоги. — Она хлопнула Тео по спине, чуть не свернув ему лопатку. — Ну, мы пойдем. Пошли, Стриди, встряхнем маленько новеньких. А ты никак покидаешь нас, Тео? Жаль. Я бы выучила тебя играть в жуковку — было бы чем заняться на старости лет.
Колышек молчал, пока Колика, насвистывая, не ушла подальше по грязной дороге, Стриди ковылял за ней, как молодой журавль за бульдогом, которого он принимает за свою мать. Поморгав, гоблин почти робко спросил у Тео:
— Ты видел его прошлой ночью. Какой он был?
Тео не сразу понял, о чем он, а когда понял, боль вернулась к нему с новой силой.
— Мне как-то. не хочется говорить об этом сейчас.
Когтистые пальцы Колышка сжали его руку — легонько, но так, что Тео не захотелось искушать его сделать это в полную силу.
Тео вспомнил, как этот маленький гоблин корчился на полу «Элизиума» — он самоотверженно принял яд, чтобы осуществить дерзкий план Пуговицы. Дерзкий план, который, как ни странно, в итоге сработал.
— Он хорошо держался. Очень хорошо, учитывая то, что ему предстояло. Мы поговорили о недавних событиях, и он попросил, чтобы я рассказал ему про свой мир.
— Я бы тоже когда-нибудь хотел послушать про это, — потупился Колышек.
«Да, только вот рассказывать будет некому», — подумал Тео и сказал:
— Может, когда-нибудь и услышишь. Ты знал его?
— Не очень хорошо. Только издали видел. Но он по-своему много для меня значил. Он был моим отцом.
— Духовным отцом? — помолчав, спросил Тео.
Колышек покачал головой. С его длинным носом это могло показаться смешным, даже комичным, но Тео этот жест только напомнил о том, как плохо он еще знает мир, в котором оказался.
— Нет, самым настоящим. Он зачал меня, как делают все отцы.
— И ты видел его только издали? Никогда не разговаривал с ним? А он знал?
— Не думаю, хотя пару раз он посмотрел на меня как-то обеспокоенно. Но я был плодом одного из первых его соитий, поэтому мое имя ни о чем ему не сказало — он его просто не знал. Они с матерью встретились в гоблинской академии. Ее выгнали из гнезда с позором, потому что я родился без отца. Но теперь это уже не имеет значения. Он умер героем. То, что я его сын, не возвышает меня и не умаляет.
Тео подумал о собственных родителях, о своих усилиях понять себя через них и оправдать себя, взвалив на них вину за все, что они делали не так или не делали вовсе.
— И все? Остальное тебя не волнует?
— Волнует, конечно. Потому я и попросил тебя рассказать о его последних часах. Я сейчас иду на погребальную Церемонию, как и все прочие наши гоблины, и хотел бы составить себе цельное представление о нем, но я принадлежу к числу живых, а он нет. Мне не все равно, но я прожил без него всю мою жизнь.
— А другие, не гоблины, могут пойти на похороны?
— Нет, только мы. Потому он и простился с тобой прошлой ночью.
«Большая честь», — сказал Кумбер. Тогда Тео не понял, а теперь понимал.
— Ты любил его?
Колышек приложил руку ко лбу незнакомым — видимо, ритуальным — жестом.
— Как сын или как гоблин, гордый тем, что он совершил?
— И так, и так.
— Тогда да. Но сегодня солнце взошло снова, как восходит всегда. Спасибо, что уделил мне время, Тео. Мне пора. Я должен присутствовать на съедении моего отца.
Тео посмотрел вслед маленькой темношерстной фигурке. Колышек уже скрылся из глаз, а он все сидел на пороге, смотрел на небо и слушал звуки окружающей его жизни.
Они смотрели на него втроем: Поппи — с плохо скрываемым беспокойством, Кумбер — со сдержанным любопытством, Кочерыжка скрывала свои чувства под крошечной, но от этого не менее выразительной маской презрения.
— Вы, наверное, не понимаете, для чего я всех вас созвал, — сказал Тео. — Это, конечно, шутка, и не слишком удачная, потому что я в самом деле созвал вас. Я немного нервничаю. — Он взглянул на свои руки, стиснутые так, точно пальцы одной боялись упустить пальцы другой. — Мне нужно задать тебе один вопрос, Кумбер. Насчет дверей туда и обратно.
