— Все будет хорошо. Руфинус знает, куда ехать, — правда, Руфинус?
— Разумеется, кузен, — доверительно рассмеялся тот.
Тео покрутил головой со смешанным чувством растерянности и смирения. У него оставалось множество вопросов, но Кочерыжка карабкалась по его плечу, чтобы устроиться на одном из подголовников, а Руфинус больно нажимал на ногу большим чемоданом. Не успел он спохватиться, как Пижма уже захлопнул дверцу и вернулся в дом, снаружи выглядевший куда более нормально, чем можно было ожидать — длинное модернистское строение из светлого камня, с крышей как у пагоды и тонированными окнами.
Со стороны Руфинуса к ним в отделение заглянуло лицо из кошмарного сна, и Тео вздрогнул — длинная лошадиная жемчужно-зеленоватая морда, прекрасно гармонирующая с темно-синей формой и фуражкой, с огромными ноздрями и без глаз.
— Позвольте ваш чемодан, хозяин, — сказала безглазая лошадь. Руки, просунувшиеся в окошко, заканчивались пятью толстыми и плоскими пальцами в перчатках, а не копытами. — Я его положу в багажник.
— Спасибо, Вереск, — с барственной благожелательностью ответил молодой эльф. — Только этот, маленький, останется при мне.
Зеленая морда скрылась, и Тео перевел дыхание.
— Это... кто?
— Шуму-то, шуму, — проворчала Кочерыжка со своего подголовника, когда Вереск закинул чемодан в багажник, — она, видимо, до сих пор мучилась похмельем.
— Ну да, конечно, вам здесь все внове, — сказал Тео Руфинус. — Вереск — дун. Их любимый напиток — перебродившее кобылье молоко, дрянь ужасная, но они очень преданные создания, и шоферы из них получаются отменные.
— Отменные? Да у него же глаз нет!
— Зато нюх замечательный.
— Чего не скажешь о запахе, — ввернула Кочерыжка. — Ох, Дерева зеленые, никак голова не проходит.
— О Боже, — сказал Тео про себя, когда безглазый шофер сел на свое место и выехал со двор, шурша колесами по гравию.
Вереск, как ни странно, оказался действительно хорошим шофером: через несколько минут даже Тео начал признавать, что зрение в водительском ремесле, возможно, не самое главное. Руководствуясь то ли обонянием, то ли еще чем-то, превышающим понимание Тео, он держался строго посередине дороги, поворачивал, не дожидаясь окрика «эй ты, направо!», и вовремя останавливался, пропуская через дорогу вереницы мелких, незнакомых Тео зверьков.
Кочерыжка съехала с подголовника в поисках более спокойного места и свернулась на пальто Руфинуса. Молодой эльф открыл свой чемоданчик, похожий на лэптоп, но наполненный чем-то вроде ртути — она колебалась, не переливаясь, однако, за края. Руфинус, пристально следя за ее движением, говорил сам с собой, посмеивался и водил над ней пальцами.
— Читаю почту, — объяснил он, заметив, что Тео на него смотрит.
Небо, не довольствуясь больше угрозами, перешло к более активным мерам устрашения. Первые капли дождя расплющились о ветровое стекло, как подгнившие ягоды, и Вереск включил «дворники». Еще немного, и серые потоки заслонили от Тео все красоты Эльфландии.
При других обстоятельствах он задался бы вопросом, зачем слепому шоферу «дворники», но сейчас вся его энергия уходила на то, чтобы быть несчастным.
Это чувство было намного сложнее тоски по дому, хотя Тео временами испытывал и ее. Порой на него для разнообразия накатывал ужас в чистом виде, а где-то глубоко в животе засело замечание Долли относительно мелкости его души. Неужели это правда? Вот и Кочерыжка в нем разочаровалась — теперь она предпочитает проводить время со своими родными, а не с ним.
«Ну, извините, такой уж я есть. Не герой, не дипломат. Я к вам сюда не напрашивался и ничего этого не хотел. Если у меня хватает честности сказать „накололи вы меня“ вместо восторгов насчет вашей сказочной страны, так я уже и грубиян, по-вашему?»
В памяти всплыло бледное лицо Кэт, излагающей с больничной койки легенду о Тео Никудышном: «Ты взрослый мужчина, а ведешь себя, как тинэйджер. Вся эта дурь, которую ты начинаешь и не доводишь до конца. Бесперспективная работа...»
Кое с чем он готов был согласиться, но сдаваться окончательно не хотел. «Когда люди говорят, что ты ведешь себя, как тинэйджер, это обычно означает, что они завидуют твоей свободе, которой у них самих нет. О чем свидетельствует работа на полный день, которая тебе не очень-то нравится, вот как у Кэт, — о том, что ты взрослый, или о том, что ни на что лучшее ты больше не надеешься? Насчет моей бесперспективной работы волноваться теперь незачем, поскольку у меня ее больше нет. А что до полного отсутствия перспектив в моей жизни, то я как раз еду куда-то, разве не так?» Тео вздохнул.
Лошадиное лицо Вереска смотрело на него в зеркало заднего вида — или это только кажется, что оно смотрит? Трудно сказать, когда нет глаз, с которыми можно встретиться.
— Вы смертный, да?
— А что, не видно разве?
— Не так чтобы очень. Пахнет от вас малость не по-нашему, но так со многими путешественниками бывает.
— Понятно. — Чтобы хоть как-то рассеять тоску, Тео ухватился за освященный веками обычай Трепа с Водителем. Смертельно скучающие китайские мандарины в таких случаях возможно, беседовали с рикшами. — Трудно здесь устроиться на такую работу, как у вас?
— Да как вам сказать — у нас это вроде как семейное. И отец, и дед у меня были водилами. Из наших многие этим занимаются.
— Из ваших — значит из дунов?
— Ну да. Раньше-то мы были дорожными стражами. Каждая семья имела свой участок, на нем мы и работали — награждали добрых путников, наказывали злых, в таком роде. Потом Цветы в Городе надумали строить шоссе... ну и мы, дуны, этому воспротивились. Представили петицию в парламент, все организованно, как положено. Дороги тоже подрывали, не без того. — Дун пожал плечами. Тео этот жест показался странным, и он не сразу сообразил, что это из-за плеч, не похожих на человеческие. — Короче, не выгорело у нас. Теперь дороги принадлежат всему обществу, так они говорят — понимай как хочешь. Дунам они точно не принадлежат. Вот многие и пошли в шоферы, как мой дед. Все-таки на дороге работаешь.
Тео безошибочно распознал в его голосе ноту тоски по утраченному.
— А у графа Пижмы вы давно служите?
Не у него, у клана Маргаритки — так будет вернее. Почитай что всю жизнь. Отец поступил к ним еще при старом лорде, лет так шестьсот тому.
Тео сглотнул, прежде чем спрашивать дальше.
— Ну и как у них работается?
Вереск кинул быстрый безглазый взгляд в другую сторону. Руфинус по-прежнему бормотал над своим чемоданом.
— Да нормально. Лучше, чем у многих других. Обращаются с тобой почти что по-семейному.
— Уфф. — Кочерыжка, приняв сидячее положение, сонно выглянула из складок руфинусовского пальто, выбралась на ногу Тео и полезла вверх по его рукаву, вяло подрагивая крыльями. — В голове прямо как бука нагадил. — Заново угнездившись на плече Тео, она посмотрела в залитое дождем окно. — Где это мы? Алтей мы уж точно проехали.
