«Здесь все законы другие, — сказал себе Тео. — Даже законы физики. Другие, и все тут».
Но кое-что, похоже, и в том, и в другом мире было одинаковым — к примеру, женщины со своими потребностями.
Я сейчас лопну, Вильмос, — заявила ему Кочерыжка. — Ты еле тащишься. Скажите мне, куда идете, и я вас там найду.
У первой платформы должно быть славное маленькое кафе, — с видом завсегдатая сказал Руфинус. — Ничего особенного, но несколько выше среднего уровня. Мы будем там. Ты что хочешь?
Поскорее попасть в сортир. — И она шмыгнула прочь, как из рогатки.
Тео просто не мог идти быстрее. Ему впервые представилась возможность рассмотреть вблизи эльфийские лица всяческих видов. Тут были совсем маленькие человечки — брауни и, кажется, гномы (с бородами до самых сапог); были ростом ему до пояса, со сморщенными, как сушеные яблоки, мордочками. Такие же, как Кочерыжка, летунцы, совсем уж крошечные, шмыгали или парили в воздухе. Гоблины тоже попадались часто — одни работали на станции, другие ждали поездов, третьи просто слонялись в надежде поднести кому-то багаж. Все они, разного возраста и социального положения, старались не смотреть Тео и Руфинусу в глаза.
«Может, это так и надо? Может, им не положено смотреть на эльфов высшего класса — или они просто на дух нас не выносят?»
«Нас!» Тео вопреки всему стало весело. «С чего это ты вообразил, что, живя здесь, не был бы гоблином или кем-то еще пониже?» Это как с реинкарнацией: все думают, что в прошлой жизни были герцогами или королями, забывая, что тогда большинство населения проводило жизнь по колено в дерьме и умирало лет в тридцать, будучи дряхлыми и беззубыми.
Однако лица привилегированных эльфов интриговали его как раз сильнее всего — особенно, конечно, женские лица. Не потому, что «благородные» больше всего походили на людей и все, по человеческим стандартам, были хороши собой (хотя и поэтому тоже), а из-за характера этой их красоты.
Она не была совершенной. В среднем лица эльфов были, конечно, правильнее, чем у обычной вокзальной публики в мире людей, но не так уж отличались от лиц на любой голливудской вечеринке, где собираются начинающие актеры и актриски. Вполне совершенными, то есть незапоминающимися, им мешало быть нечто неуловимое, нечто отступающее от человеческих норм и чарующее именно потому, что Тео не мог подобрать этому названия.
Пижма при первой встрече показался ему кельтско-азиатским или скандинаво-азиатским гибридом, но с кожей светлее, чем у обоих этих видов. Теперь, когда Тео видел перед собой много аристократов, возможности для сравнения их с человеческими типами стали намного обширнее. «Азиатские» глаза сидели на лицах гораздо шире, чем у большинства людей, а «североевропейский» цвет лица Пижмы на эльфийской шкале помещался где-то посередине и оттенялся порой зеленоватыми и пурпурными тонами, легкими, почти невидимыми — но рядом с ним даже самые бледнолицые ирландочки показались бы краснорожими сицилийскими грузчиками.
Именно это делало их столь интересными и соблазнительными (когда дело касалось женщин): будучи в среднем ненамного красивее людей, они представляли собой такую сложную смесь незнакомых Тео типов, что каждый из них казался целым миром, новым и неизведанным.
Рассмотреть их подробно было, однако, не всегда легко, женщин в особенности. По крайней мере одна из деталей описанной Эйемоном эпохи перешла в эту, более современную, а именно женская мода: все эти перчатки, длинные юбки и пальто. Десятки фей сидели на вокзальных скамейках или пили с друзьями чай в буфетах, но разглядеть у них можно было разве что щиколотки, да и то редко. В моде также, видимо, были большие шляпы и шарфы, повязываемые на голове. Все это в целом имело до странности эдвардианский вид. Если бы не летунцы и не чистильщики обуви с головами, как у мопсов, Тео подумал бы, что смотрит костюмный телефильм. Может, это они из-за дождя так кутаются? Но феи из низших слоев общества, большие и маленькие, похоже, не обращали на погоду никакого внимания — они одевались так, чтобы было удобно, и охотно демонстрировали голые руки, ноги и крылья.
— Послушайте, а почему у вас крыльев нет? — спросил Тео.
— О чем вы? — с заметным раздражением повернулся к нему Руфинус.
— О крыльях. У вас их нет, у вашего кузена Пижмы тоже. Я думал, они растут только у маленьких, но она примерно вашего размера, — Тео кивнул на женщину в белой шапочке, похожей на приплюснутую чайку, — а у нее они есть.
— Она медицинская сестра, — ответил Руфинус так, будто это все объясняло.
— Но почему все-таки у вас с кузеном они отсутствуют?
— Представители высших слоев... но вот, однако, и чайная. Надеюсь, владелец у нее тот же — я давно здесь не бывал.
Тео, пожав плечами, вошел в кафе вслед за эльфом.
Пока Руфинус заказывал три чая, два больших и один экстра-мини — у краснолицей женщины с жесткими крыльями, стоящей за стойкой на табурете, Тео глазел на выставленные за стеклом лакомства. Каждое пирожное выглядело, как произведение искусства. Он уже хотел попросить Руфинуса заказать одно для него, но тут заметил, что маленький переливчатый тортик сделан вроде бы из настоящих бабочек — живых, поскольку крылышки у них еще трепыхались. Другое изделие украшало что-то очень похожее на засахаренные рыбьи глаза.
Аппетит у Тео пропал, и он сел вместе с Руфинусом и чаем за столик у входа, откуда им был виден весь вокзал — а весь вокзал видел их.
— Не хотелось бы показаться занудой, — сказал он, — но не пересесть ли нам чуть подальше? Просто чтобы не быть на самом виду?
Руфинус отнесся к этому уже с откровенным раздражением, но хорошее воспитание возобладало, и он перебрался на выбранное Тео место у задней стены. Пока он разливал чай, в дверях возникла Кочерыжка — она проделывала небольшие зигзаги, высматривая их.
— Сюда! — позвал Тео.
Она тут же юркнула через комнату — кто-то из посетителей еще отмахивался от жужжащего насекомого, а она уже опустилась на столик рядом с блюдцем Тео.
— Как мило, что ты к нам присоединилась, — сказал Руфинус.
— Ага. Не оборачивайся сразу, — сказала она Тео, — но я видела ребят, которые мне не понравились. Вон там, перед магазином «Все для крыльев». Они за тобой следят.
— Я никого там не вижу, — посмотрев, заметил Тео.
Она снялась со стола для лучшего обзора.
— Ушли уже. Трое вашего роста, — сообщила она Руфинусу, — но чудные какие-то. Даже очень. Подтянутые, не какие-нибудь хулиганы. В темных таких пальто.
Руфинус тоже прищурился — со снисходительным видом взрослого, разглядывающего облако, похожее, по мнению ребенка, на уточку или лошадку.
— Ты, возможно, преувеличиваешь, Бубенчик. Здесь много народу в длинных пальто — из-за дождя.
— Я Кочерыжка, — отрезала она, но без того накала, который наверняка принял бы на себя Тео, окажись он на месте Руфинуса.
