– Сейчас, Шусти, мы ни на шаг не подойдем ближе. Я ни за что не хочу провести Часы темноты так близко от этого бррядового холма.
Котенок поддался уговорам и молча пошел между ними. Они начали обходить долину по внешнему ее краю.
Путники, держась вплотную друг к другу, беззвучным шагом двигались вдоль края долины – описывали, как небольшие планеты, круг возле серого, мертвого солнца. Когда же солнце, поднявшись, осветило долину болезненным светом, на дальней стороне этой громадной чаши завиднелись группы деревьев. Оттуда тянулось вдаль безбрежное лесное море.
– Это, верно, Крысолистье, – сказала Мимолетка. Хвосттрубой вздрогнул – таким громким показался ее голос после долгого молчания. – Дотуда, похоже, довольно далеко, – продолжала она, – зато мы наверняка найдем там укрытие.
– Конечно, – согласился Фритти. – Понимаешь, Шуст? Подумай! Деревья, чтобы точить о них когти, Пискли, чтобы охотиться, – все разом!
Шустрик чуть заметно усмехнулся и пробормотал:
– Спасибо тебе, Хвосттрубой. Я не подкачаю.
Они продолжали путь.
К концу Коротких Теней над ними пролетела вереница больших темных птиц. Одна из их шеренги отделилась от остальных и очертила круг над кошачьей троицей. У нее были блестящие глаза и черные искрящиеся перья. Несколько секунд она лениво повисела у них над головами, потом, издав пронзительный насмешливый крик, поднялась, чтобы нагнать подруг. Каркая, стая скрылась из виду.
С убыванием Потягивающегося Солнца они подошли к Лесу Крысолистья достаточно близко, чтобы различить макушки отдельных деревьев, высившиеся над краем долины. Быстрое приближение ночи, казалось, усиливало ощущение угрозы, исходившее от таинственной насыпи в центре долины.
Хвосттрубой слышал назойливое биение где-то глубоко внутри себя и, лишь снова и снова бессмысленно повторяя молитву воителей, подавлял желание удрать – и бежать, пока не свалится от изнурения. «Ослепительный лорд Тенглор, – бормотал он про себя, – вечный странник Огнелапый…» Шустрик и Мимолетка, казалось, не чувствовали этого столь сильно, как он, но и они выглядели напряженными и утомленными. Лес, простирающийся на многие лиги за долиной, был теперь виден полностью. На вид – очень радушный и гостеприимный.
Когда солнце стало наконец садиться, подсвечивая золотом вершины деревьев, они ускорили шаг, выжимая из тел последние силы. Едва солнце опустилось за дальний лесной горизонт и на небе остался лишь расплывчатый отсвет красной его короны, резко задул холодный ветер, – обжигал им носы, прижимал к телу мех.
Хвосттрубой прибавил шагу; Шустрик и Мимолетка изо всех сил поспешали за ним. Ощущение пульсации усиливалось, и он чувствовал себя совсем больным. Необъятная, необъяснимая жуть, казалось, гналась за ними по пятам. Все трое постепенно перешли на бег.
Они неслись вверх по наружному гребню долины; одолев его наконец, завидели внизу опушку Крысолистья. Не обращая теперь внимания ни на что, кроме сгущающегося позади давящего страха, скатились по невысокому склону и, метнувшись через каменистую низину, наконец-то скрылись под пологом леса.
Лес Крысолистья дремал… или казался дремлющим. В воздухе застоялось сумрачное, спертое спокойствие. Покуда Хвосттрубой со спутниками устало крались меж деревьями, лесное безмолвие гнело их не меньше собственной усталости.
Очутившись в лесу, Фритти и Шустрик вполне были готовы рухнуть там, где стояли, но Мимолетка заявила, что необходимо поискать местечко, которое получше защитит их от холода и возможного преследования. Скрывшись из виду, холм вовсе не исчез у них из памяти, они с усталыми стонами согласились на предложение фелы?и стали углубляться в лес.
Пробираясь по мокрой глине мимо мхов и грибов, все трое и сами сохраняли молчание, словно подражая безмолвию окрестностей. Двигались опустив головы, медленно, часто останавливаясь, чтобы принюхаться к незнакомым запахам Крысолистья. Влага пропитывала здесь все – земля и кора набухли и сочились, в лесу повсюду пахло древесными корнями, ушедшими глубоко в затхлую подземную воду. В холодном воздухе был виден пар от дыхания.
Только к концу Подкрадывающейся Тьмы путники нашли себе укрытие: от ветра их защитили гранитный валун и корни рухнувшего дерева. Заснули мгновенно. Ничто не нарушило сна, но когда они пробудились около середины Глубочайшего Покоя – изнуренные и голодные, – то даже и не почувствовали, что отдохнули.
Не было по-прежнему и признака каких-нибудь существ покрупнее насекомых. После бесплодных поисков путники вынуждены были поужинать личинками и жуками.
Хотя они чувствовали себя неважно, особенно расстраивался и беспокоился Хвосттрубой. Его все еще тревожила пульсация холма, правда заметно ослабевшая с тех пор, как они вошли в Крысолистье. Вдобавок, не в пример двум своим друзьям, он не разделил со Сквозьзабором его белку и, уже целых два дня обходясь без мало-мальски сносной пищи, жаждал насытиться.
Проглотив последнюю личинку, он буркнул:
– Что ж, мы здесь, ошибки быть не может. Я довел вас до самого края, что верно, то верно. Надеюсь, оба вы довольны, что шли за мной, пока я корчил из себя заправского Мурчела! Может, пожелаете последовать за мной и в холм, чтобы всех нас там мерзко отправили на убой… – Он поддал лапой желудь и проследил, куда тот отскочит.
– Не говори так, Хвосттрубой, – откликнулся Шустрик. – Тут же ни словечка правды.
– Это чистая правда, Шусти, – горько сказал Фритти. – Великий охотник Хвосттрубой закончил свои поиски.
– Единственная правда тут вот в чем, – с неожиданной горячностью сказала Мимолетка, – мы и впрямь нашли, что искали. Кое-что, о чем Сквозьзабор, Мышедав и другие и знать не знают. Нашли источник ужаса.
– Кажется, его нашел и тан Чащеход – и ты слышала, что с ним случилось. Сохрани нас Муркла! – Хвосттрубой тем не менее чуточку успокоился. Взглянул на друзей исподлобья: – Ну ладно. Но вопрос-то остается. Что все-таки нам делать?
Шустрик поднял глаза на старших, потом сказал тихонько, как бы смущаясь:
– По-моему, нам нужно вернуться и рассказать принцу. Он поймет, что делать.
Фритти хотел было возразить, но вмешалась Мимолетка:
– Шусти прав. Мы чуем в этом месте брряд. Нас слишком мало, и очень уж мы невелики. Считать, о нам под силу справиться одним, – высокомерие похлеще, чем у Многовержца. – Фела покачала головой, зеленые глаза ее были задумчивы. – Если мы приведем сюда других, они, естественно, обнаружат то же, что и мы. Тогда, может быть, Двор Харара приобретет какой-нибудь вес. – Она стояла, похожая на еще одну тень в темном лесу. – Идем, давайте-ка вернемся под корни нашего дерева до восхода. Нынешней ночью я наверняка никуда не пойду.
Хвосттрубой с восхищением уставился на фелу:
– Ты, как всегда, рассуждаешь более здраво, чем я. Ты тоже, Шуст. – Он улыбнулся младшему другу. – Харар! Я радехонек, что вы оба не отпустили меня, глупого, одного.
