Тяжесть его слов пригнула нападающих, словно осязаемый груз, но и существа Холма не могли шелохнуться – столь велика была сила Живоглота.
Наконец встал Мышедав; его потрепанная старая морда была тверда, усы прямы и горделивы.
– Слова! – вскричал тан воителей из Коренного Леса. – Мы привели верных соплеменников больше, чем звезд на небе, лорд Муравьиной Кучи, – даже сейчас ими кишит вся твоя боячья нора! Твой конец близок! – Все сгрудившиеся вокруг вождей нападающие закивали и замурлыкали от удивления и гордости; громкое гудение наполнило каменную ширь. – Хоть до конца времен восседай на своей подделке под трон из Пра-Древа, – крикнул Мышедав, – мы никогда не коснемся подбородками земли перед тобой! Твоя власть сломлена!
Дробящей лавиной прокатился смех Грызли Живоглота.
– ГЛУПЦЫ! – прогремел он. – Вы говорите мне о власти, с вашими-то крохотными жизнями, подобными падению листьев! Что за посмешище! – Новый раскат смеха. Снизу донеслось какое-то ворчание, и трон Живоглота резко качнулся. – Вы говорите мне о Пра-Древе! – взревел он, и ворчание сделалось громче. – Вы думаете, что видите трон Живоглота, но вы не видите ничего!
Хозяин Холма дробно захохотал – звук, похожий на стук града. Племя дрогнуло и чуть не побежало, но Мышедав сделал шаг вперед, и строй удержался на месте. Не успел тан и слова сказать, как темное вздутое тело Живоглота вновь затряслось от смеха, раскачиваясь на вершине трупной горы.
– Вы думаете, я взгромоздился на этот насест, чтобы напугать жалких суетливых тварей, которые мне служат? – вопросил Толстяк. – Чтобы вселить потусторонние страхи в умы таких, как вы? ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! – Голос Живоглота сделался оглушительным. – Подобно Феле Плясунье Небесной, которая породила меня, я согреваю своим теплом эту груду извивающейся плоти. Я даю ей МОЩЬ!
Ворчание, доносившееся из пропасти, стало прерывистым всасывающим звуком. Отсветы, струившиеся из земли, превратились в сумасшедшие вспышки. Все толпящиеся создания – и Свободное Племя, и Когтестражи – в страхе завыли и поползли прочь от пропасти.
Из-под Живоглота выдвинулась громадная фигура, словно вылупившись или сложившись из паров пропасти. Она издавала звук, подобный крику бессчетных умирающих существ, – мириады голосов в одном бездушном вопле. Завывая и визжа, все, кто окружал пропасть, бросились к стенам пещеры, пока необъятное существо тяжело выкарабкивалось наружу.
Болезненный пурпурный свет упал на что-то чудовищное и уродливое, темное и небывалое. В его слюнявой морде и красных глазах был некий неопределенный, сумасшедший намек на что-то демонически-собачье. Оно образовалось из тающих, содрогающихся тел пропасти – умирающих, жалко страдающих животных, слившихся в единую огромную форму.
Некоторые из Племени, обретя на грани безумия мужество, попытались встать и сражаться. Чудище вмиг оказалось на них, неуклюжее и смертоносное.
– Я породил его! ЯРРОС! Я высидел его! В пещере клубился грохочущий хаос воплей, мертвых и умирающих тел. Покуда собакоподобное существо дробило и убивало, надо всем возносился голос Живоглота:
– ЯРРОС! Это ваша погибель! Яд для всех, кто ходит по поверхности мира!
Хвосттрубой отвернулся от жуткого зрелища и вылетел из Пещеры-Пропасти.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
У лисы уловок разных – целый короб,
У ежа – всего одна, зато какая!
Архилох
В Закоте был ад кромешный. Проносясь сквозь почти полную тьму, Фритти видел котообразные фигуры – припадающие к земле, визжащие, скачущие, словно обезумевшие полчища летучих мышей.
Хвосттрубой мог думать только о друзьях; ужас и смерть позади него были слишком непомерны. Казалось, то был конец всему – всей жизни, всему разуму, всей надежде. И он хотел встретить это вместе с друзьями.
Никто не обратил внимания на его бегство. Когтестражи и Клыкостражи сражались друг с другом, как и с вторгшимся войском Свободного Племени. Звуки хаоса подняли в пещерах заключенных – растерянных, дерущихся, орущих, отчаянно ищущих выходов. Громовой бессмысленный голос Ярроса катился по Холму, рокоча разорением и безумием.
Фритти старался вспомнить плохо усвоенные направления, указанные ему Гнусняком. Несколько раз, теряясь из-за встречных звуков и тел, он пугался, что заблудился. Наконец узнал ход, ведущий вниз. Прижав уши, спрыгнул по покатому туннелю.
Мимолетка и Шустрик, вздыбив шерсть, жались к задней стене своей пещеры. У ног их лежал Гроза Тараканов, но теперь глаза его были открыты. Он со странным тихим интересом поглядел на Фритти, появившегося в дверном проеме. Мимолетка сначала, казалось, не узнала Фритти, потом, изумленно тряхнув головой, прыгнула вперед, выкрикивая его имя:
– Хвосттрубой! Ты здесь?! Что происходит?!
Она потянулась обнюхать его, но он пробежал мимо, к Шустрику.
– Шусти! – крикнул он. – Это я, Шуст! Ты цел? Ходить можешь?
Шустрик на миг уставился на него, словно не понимая, потом мордочку котенка озарила нежная улыбка.
– Мягкого мяса, Хвосттрубой, – сказал он. – Я знал, что ты вернешься.
Фритти обернулся и увидел, что Мимолетка опасливо глядит в проход.
– Происходит ужасное, Мимолетка, – заговорил он. – Племя пришло, но его встретила страшная опасность. Мы здесь ничем не сможем пособить. Наша единственная возможность выбраться – сейчас, среди сумятицы. Помоги Шустрику встать! Я займусь Грозой Тараканов.
Ни о чем не расспрашивая, серая фела прыгнула на помощь к малышу, но Шусти сам поднялся на дрожащие лапки.
– Я сам, – заявил он. – Я только и ждал, чтобы пришел Хвосттрубой, – таинственно добавил он и потянулся, выгнув тело в небольшую дугу.
С Грозой Тараканов все оказалось труднее. Хоть он уже бодрствовал и не сопротивлялся открыто, но, видимо, был сбит с толку. Казалось, он не понимал, к чему спешить; шатаясь, обошел пещеру, обнюхивая углы и стены, словно только что сюда прибыл.
– Он был в сонных полях с тех пор, как нас сюда бросили, – объяснил Шустрик. – Я – уж не знаю, с какого времени – в первый раз вижу его на ногах.
– Надеюсь, он помнит, как пользоваться лапами, – проворчал Хвосттрубой, – ведь наше время истекает, если уже не истекло. Идем. Я поведу. Мимолетка, выше хвост и помоги Грозе Тараканов.
– Но куда мы идем? – спросила фела. – Ведь если Племя пришло в Холм, то охранники перекрыли все входы и выходы?
– По-моему, я знаю путь, который не будет под охраной, – ответил Фритти, – но он рискованный. Мы немедленно должны идти! Что смогу, расскажу тебе по дороге.
Шествие двинулось к выходу. Хвосттрубой сначала высунулся, чтобы убедиться, что путь свободен. Снаружи было пусто, но сверху просачивались звуки великого смятения и хаоса.
Добравшись до выхода из пещеры. Гроза Тараканов замешкался, оглядывая комнату, где так долго провалялся в заключении. Впервые с той минуты, как прошел под воротами Закота, он заговорил.
