- Шурик! — взмолилась я. — Ты мой спаситель. А сколько это будет стоить?
- Дарья, не волнуйся, этот вопрос я беру на себя…
Шурик оказался человеком слова. В скором времени, держа в руках свидетельство о разводе с Олегом, я в который раз убедилась, что в лице своего мужа Наташка приобрела настоящее сокровище.
Итак, я была свободна. Абсолютно свободна! Не давали покоя только две вещи — это пропавший Сашка и моя бывшая больная свекровь. Как я уже говорила, мысль о том, что с Сашкой что-то случилось, вызывала у меня ужас. Я на все сто была уверена, что он вовсе не обманывал меня. Не мог он так бессовестно поступить со мной, просто не мог. Я это сердцем чувствовала, что бы ни говорили подруги. А что касается Светланы Петровны, то все же меня грызла совесть: я за все время так ни разу и не навестила ее.
И вот, в один прекрасный момент я переступила порог кардиологического отделения.
27.
Бедная Светлана Петровна! Да-а-а… Неприятности не красят человека. В больной, постаревшей женщине я еле-еле узнала свою бывшую свекровь. Она лежала на больничной койке, свернувшись калачиком, как ребёнок. Беззвучные слёзы катились по её исхудавшему, сморщенному лицу.
- Светлана Петровна, — тихо позвала я.
Женщина встрепенулась, подняла голову и посмотрела на меня. Удивление и озлобленность, почему-то смешанные с отчаянием, промелькнули в её потухших глазах.
- Д-даша, — проговорила она, заикаясь. — Ты?
Я присела на краешек кровати и взяла её за руку.
- Как вы, Светлана Петровна? — участливо спросила я. — Вам лучше?
Она покачала головой, в её глазах мелькнул прежний огонёк какого-то хищнического выражения:
- Ты пришла торжествовать победу? — спросила она.
- Нет, я просто пришла, чтобы навестить вас.
Она снова покачала головой:
- Не-е-т, ты пришла торжествовать… Ну что ж, ты ведь теперь свободна и…богата. Что смотришь? Думала, я не знаю, что тебя развели с Олегом?
Её холодный взгляд пронизывал насквозь. Я, съежившись и оцепенев от непонятного ощущения подавленности, молчала. У меня возникло чувство, будто это я лежу на больничной койке, а не она. Впрочем, моя бывшая свекровь всегда была сильной и властной женщиной. И вовсе не её муж правил балом, а она, Светлана Петровна, фривольно себя чувствовала, якобы, в его тени. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы ответить ей:
- Свободна, да, но… не богата, вовсе не богата.
Впрочем, это была правда: ведь Сашка так до сих пор и не появился с деньгами или хотя бы без них. Мысль о Сашке вновь вызвала кучу эмоций в моей душе. Мне вдруг остро захотелось плакать. Не просто плакать, а рыдать во весь голос, прижавшись к сильному плечу… своей бывшей свекрови. И я чуть было не совершила того, о чем бы потом сожалела.
- Да ладно тебе, врать-то, — усмехнулась Светлана Петровна. — Оттяпала ты у нас добрую половину, овечка кроткая. «Ничего мне от вас не надо, оставьте в покое», — съязвив, напомнила она мои же слова.
Я быстро пришла в себя, снова собралась с силами и уже твердо ответила:
- А вот тут вы ошибаетесь. У меня, кроме свидетельства о разводе, от вас ничего нет.
Я не солгала, ведь на данный момент это была истинная правда.
- А жаль, — для достоверности добавила я.
Она снова усмехнулась и отвернулась от меня, давая понять, что наш разговор окончен. Бессмысленно было спрашивать, не нужно ли ей чего. Да и так было понятно, что она не нуждалась в чьём-либо сочувствии.
- Выздоравливайте, — сказала я совершенно искренне…
Неприятный осадок остался в душе после этого разговора. Я шла сюда, не надеясь, что меня здесь примут, потому что знала: мы совершенно разные, и у нас нет ничего общего. И тогда я задала себе вопрос: а тогда зачем я пришла сюда? Чтобы проведать больного человека? Нет, не только. И тут я призналась самой себе: чтобы торжествовать. Она была права! В глубине души я именно так и думала.
Но после нашего разговора торжество куда-то ушло, а вместо него создался некий вакуум пустоты, который стал быстро заполняться какими-то бредовыми фантазиями: ты никому не нужна, Даша, ты осталась одна, тебя снова предали, ты обречена на нелюбовь… Мне как будто шептали это на ухо. Я желала отстраниться от всего, закрыться, спрятать голову в песок, как страус, чтобы просто не свихнуться от отчаяния, которое овладело мной после разговора с бывшей свекровью. Нет, я совершенно не была удивлена тем, что она обо всем догадалась, я даже не боялась этого. Просто вся она, с её отравляющим влиянием, действовала на меня, как яд.
Я шла по больничному скверу, задумавшись о превратностях человеческой судьбы, как вдруг почувствовала, как кто-то сзади обнял меня за плечи.
- Олег? — удивилась я.
Передо мной и в самом деле стоял мой бывший муж, всё еще такой же красивый и чертовски привлекательный. Аполлон! Греческий бог! Кажется, так называют роковых красавцев. Но только я давно уже знала цену этой привлекательности.
Знаете, есть такой плотоядный цветок, который внешне очень красив. Он своим видом привлекает всяких насекомых. И вот когда несчастная беспечная мушка садится на него, он тут же захлопывает свой «ротик», и всё — мушки нет.
Я сама себе казалось этой самой бестолковой мушкой, прельстившейся на красоту цветка. Э-эх, говорила же мне бабушка:
- Дарья, выбирай мужа не по красоте, а по душе. С красоты воды не пить…
Я не послушалась, за что и расплатилась. Но, надеюсь, меня всё же ждет компенсация за моральный ущерб — фамильное наследство моих бывших родственников — деньги.
- Присядем, — предложил Олег.
Я пожала плечами и тем не менее послушно села рядом с ним на скамейку.
Как я ни старалась избежать разговора с Олегом, он всё же состоялся. А вам бы хотелось вновь встретиться с человеком, который вас не только предал, но и продал?
- Я о многом сожалею, Даша, — еле слышно начал он. — Сожалею о том, что послушался тогда маму…
- Которая и посоветовала тебе жениться на дурочке, — закончила я предложение и добавила: — На нищей дурочке, у которой ни кола ни двора и которая будет молиться на тебя и боготворить за то, что ты осчастливил её. Да уж, благодетели, нечего сказать. Только вы просчитались. Действительно, я сначала боготворила тебя, но потом…
Как же мне хотелось сказать ему, что значило это «потом»! Потом было разочарование и в его, и в своей любви к нему, а еще, да что греха таить, я снова влюбилась, только в другого человека. И вот об этой любви я сочла нужным не говорить Олегу, потому что наше с Сашей чувство было настолько еще юное, чистое и хрупкое, что не хотелось выпускать его в эту атмосферу лжи и грязи, в которой по уши увяз сидящий рядом со мной человек, оказавшийся не способным на такую любовь. Мне стало жаль Олега, потому что он, как говорят, в погоне за фальшивыми идеалами потерял то самое большое и светлое, тот шанс, который дается человеку только раз в жизни.
