— Полмиллиона едва хватит на пробную партию, — отмахнулся Гавел, — на Саратовском опытном заводе. Сначала необходимо срочно зарегистрировать изобретение, но это стоит копейки, у меня жена работает в патентном бюро, она поможет.
Ева Ивановна изменилась в лице.
— Жена?!
— Ну да, жена, Вера. Милейшая женщина, я вас обязательно познакомлю. Она тоже очень переживает за мое изобретение, но у нее, к сожалению, нет денег, чтобы вложить их в производство.
— Вы говорили, — дрожащими губами прошептала Ева Ивановна, — что ваша жена умерла, помните? Когда узнали, что я вдова, что мой муж скончался в тридцать лет, сказали, что ваша жена тоже умерла молодой.
— Я сказал «моя первая жена», — уточнил Гавел. — Моя первая жена, Галина, действительно умерла молодой. Она была спортсменкой и разбилась в горах. А на Вере, моей второй супруге, я женат уже почти двадцать лет.
В глазах у Евы Ивановны стояли слезы. Гавел тоже проникся важностью момента, он и сам был готов расплакаться от избытка чувств. Изобретатель постоянно повторял:
— Какой день! Какой сегодня чудесный день! Я целиком и полностью счастлив!..
Я вздохнула: все-таки мужчины и женщины с разных планет. Произошло чудовищное недоразумение. Неужели Гавел не догадывался, что Еву Ивановну интересует вовсе не его дурацкое изобретение, а он сам? А Ева Ивановна тоже хороша, жила в каком-то иллюзорном мире. Гавел сказал: «Моя первая жена умерла», а влюбленная пенсионерка решила, что это намек: она станет его второй женой! Да что там намек, это открытое предложение руки и сердца!
— А дальше что было? — спросила я.
— Да ничего, — пожал плечами Гавел, — Ева Ивановна ушла, у нее возникло какое-то срочное дело.
Да уж, представляю себе это дело: броситься на кровать и рыдать в подушку.
— Когда состоялся ваш разговор?
— В прошлый четверг.
В тот четверг Еве Ивановне вообще не везло. Сначала она крупно поругалась с сыном, потом кинулась к любимому человеку, но оказалось, что их взаимные чувства — лишь игра ее воображения. В пятницу пенсионерка сняла все деньги со сберкнижки, а в субботу ее убили.
Гавел стоял, доброжелательно улыбался и искренне не понимал, что происходит. Неожиданно его безмятежный вид вызвал у меня раздражение. Я почувствовала себя униженной и оскорбленной, как будто это мои надежды выйти замуж в одно мгновение пошли прахом.
— Знаете, Гавел, вы взрослый человек, можно сказать пожилой, а ведете себя, как мальчишка.
Он удивленно поднял брови.
— Неужели вы не понимаете, — продолжала отчитывать я, — что поступили с Евой Ивановной непорядочно?
— Я? — изумился Гавел. — Непорядочно?
— Да, именно вы. Вы были с ней слишком приветливы, просто очаровали своей доброжелательностью. Вы были слишком хорошим, понимаете?
— Но я со всеми так себя веду!
— Я вижу, но Ева Ивановна думала, что ваша нежность предназначается только ей одной. Вы дали ей необоснованную надежду и разбили ее сердце.
— Какую надежду?
— Что любите ее и женитесь на ней. У Евы Ивановны слишком влюбчивая и романтичная натура.
Пенсионер растерялся.
— Но я никогда… ни словом… у меня и в мыслях не было… Мы же только обсуждали мое изобретение, Ева Ивановна интересовалась только им!
Я хмыкнула:
— Вы всерьез полагаете, что женщину может интересовать модернизация туалетного стульчака?
— Но вы же заинтересовались, — возразил Гавел. — Вы ведь замуж за меня не собираетесь?
— Не собираюсь, — улыбнулась я.
— Вот видите!
Я укоризненно молчала, Гавел явно чувствовал себя неловко под моим суровым взглядом.
— Я ничего не обещал, — упрямо повторил он. — Спросите Еву Ивановну, пусть она подтвердит!
— К сожалению, Ева Ивановна уже ничего не сможет подтвердить. Она умерла.
Гавел отшатнулся.
— Из-за меня?
Я уловила в его голосе не только ужас, но и некоторое самодовольство. Совсем слабо, однако присутствовала горделивая мыслишка: из-за любви к нему женщина покончила с собой!
— Нет, не из-за вас. Еву Ивановну убили.
— Господи боже! Какое горе, какое горе!
Пенсионер так сокрушался, что я опасалась, как бы его не хватил удар. Гавел хоть и выглядел бодрячком, однако возраст здоровья никому не прибавляет.
— У вас есть предположения, кто это мог сделать? — безо всякой надежды спросила я.
Мужчина развел руками:
— Откуда? Мы же только разговаривали…
— Да-да, — подхватила я, — разговаривали о ССУ-25.
— Боюсь, мое изобретение уже никогда не запустят в производство, — прошептал Гавел.
Не вижу никакой трагедии. И вообще, я поняла, что меня настораживало: проблему мокрого стульчака следует решать совсем на другом уровне. Человеческий фактор — вот что главное! Если все начнут мочиться мимо унитаза, настанет разруха. И никакими гидролифтами здесь не поможешь.
Глава 20
Не успела я дойти до конца аллеи, как раздался звонок мобильника. Я узнала голос врача Колупаевой.
— Людмила, хорошо, что у меня в телефоне сохранился ваш номер. Я тут вспомнила кое-что, возможно, пригодится для вашего расследования.
— Я вся внимание, — обрадовалась я.
— Около месяца назад Ева рассказала мне, что объявился ее брат Рудольф.
— Тот самый, который пропал без вести?
— Да. Какое-то время он бомжевал, а недавно ему удалось устроиться на работу в приют для бездомных собак в Некрасовке.
— Кем?
— Ну, кем он может устроиться? — высокомерно отозвалась Светлана Дмитриевна. — Охранником и одновременно уборщиком. Чистит клетки и кормит зверей.
— Думаете, Рудольф может быть причастен к убийству сестры?
— Не знаю, — задумчиво произнесла эндокринолог. — С одной стороны, они всегда хорошо ладили, с другой — Ева говорила, что брат просил у нее денег, а она ему отказала. Возможно, отказ его разозлил, так что…
— Понятно, спасибо за информацию. Если вспомните что-нибудь еще, звоните.
— Непременно, — сказала дама и повесила трубку.
Через две минуты снова раздался звонок.
— Еще что-то вспомнили, Светлана Дмитриевна?
Но звонила моя свекровь Ариадна Васильевна.
— Людмила, — загробным голосом приказала свекровь, — срочно приезжай и привози деньги.
Я оторопела:
— Сколько?
