Лаура сказала мне, что Жуан договорится о том, чтобы меня переправили на Джерси. Я запротестовал, сказал, что никуда не поеду без нее, но Лаура была непреклонна. «Нет, я остаюсь, — заявила она. — Для успеха нашего дела я больше не нужна, а Жоэль нуждается во мне. Я должна вытащить его из этого состояния, в котором он живет после своего ранения».
— Вы не пытались ее переубедить?
— Нет, я почувствовал, что это ни к чему не приведет. Лаура распорола подпушку платья, отдала мне бриллиант и сказала, что я могу заехать за ней на обратном пути.
Де Бац с облегчением вздохнул.
— Уф! Слушая вас, я уж было подумал, что Лаура решила остаться в этом местечке, чтобы при первой же возможности вернуться в Сен-Мало. Что для лошади четыре лье?
— Я тоже об этом подумал, но был не прав. Лаура просто чувствует себя обязанной Жуану. Ведь он пытался открыть ей глаза, спасти от мужа и от нее самой. Я не стал с ней спорить и, признаться, был только рад, что ей не придется плыть на корабле в такую погоду: когда мы приехали в Канкаль, море разбушевалось не на шутку. Мне пришлось переждать несколько дней, пока Жуан не сказал мне, что все готово…
— Значит, вы отправились в путь только вчера вечером?
— Да, около десяти часов. Один рыбак на своей лодке довез меня до английского парусника, и уже на нем я доплыл до Джерси.
Впервые с момента встречи де Бац улыбнулся своему верному помощнику. Он больше не тревожился: благодарение господу, Лаура не утонула и не погибла от руки бандита, и это обрадовало его больше, чем он мог ожидать…
— Итак, все отлично. Теперь вы передадите мне камень, и я вернусь в Англию тем же судном, на котором приплыл сюда. Вам ведь не хочется ехать со мной в Лондон, верно? — с неожиданной мягкостью спросил барон.
Лицо Питу просветлело, глаза заблестели; де Бац читал по ним, как по открытой книге.
— Я… Если я вам не нужен…
— Не больше, чем Лаура, раз камень оказался за пределами Франции. И разве вы не предупредили своих друзей, что вернетесь?
— Предупредил. В любом случае я должен заехать в Канкаль — ведь я оставил там мою форму солдата Национальной гвардии и должен ее забрать.
— Ну разумеется!
Барон расхохотался и подозвал служанку, чтобы узнать насчет комнат. Его корабль отплывал только на следующее утро. Что же касается Питу, то он должен был подождать, пока какое-нибудь английское судно отважится показаться у берегов Бретани.
День, который де Бац провел на острове, он посвятил визитам. Прежде всего Он отправился в Сент-Обэн к принцу Буйонскому, нашедшему убежище в поместье, которое в свое время приобрел для него его приемный отец принц Тюрингский.
Принц Буйонский был довольно забавным персонажем. Он был уроженцем Джерси, и звали его Филипп Довернь. Он был сыном Элизабет ле Гюйе, симпатичной девушки с острова, и простого лейтенанта английского флота, который, впрочем, претендовал на дальнее родство с крестоносцами. Его претензии, вероятно, показались старому герцогу весьма обоснованными, если он решил усыновить Филиппа и подтвердить это в своем завещании.
В душе моряк, как и его настоящий отец, молодой Филипп с явным удовольствием и врожденным изяществом нес обязанности, связанные с принадлежностью к известной семье. Человек умный и щедрый, обладающий душой рыцаря и чувствительным сердцем, он давал приют всем прибывшим на остров эмигрантам. Вместе с тем этот молодой мужчина, белокурый, голубоглазый, с крепкой фигурой настоящего бретонца, не отказывал себе и в любовных удовольствиях. Его похождения уже потеряли счет. У Филиппа был единственный недостаток: он слишком трепетно относился к своему титулу принца, ласкавшему ему слух, и создал собственный двор, подчинявшийся столь же строгому этикету, как некогда Версаль.
Принц с восторгом принял нежданного гостя, его энтузиазм растопил бы самое холодное сердце. Но выражение его лица стало торжественным, когда де Бац поделился своими планами. Барон сказал, что намерен попытаться вывезти членов королевской семьи из Тампля по одному, чтобы не повторять ошибки с бегством в Варенн. При этом особенно следовало позаботиться о юном Людовике XVII, на которого возлагают все свои надежды те, кого изгнали с французской земли. Согласится ли принц предоставить убежище маленькому королю и собрать вокруг него те силы, которые будут необходимы для возвращения трона?
Не успел де Бац закончить свою речь, как на глазах у принца Буйонского появились слезы. Он был слишком взволнован, чтобы говорить, поэтому просто обнял барона и поцеловал.
— Я был бы счастлив стать рыцарем короля, его защитником и самым преданным слугой. Никогда еще мне не предлагали ничего более достойного и прекрасного!
— Это я счастлив, ваше высочество! Я не сомневался в том, что вы откликнетесь на мое предложение. Но мы должны заранее оговорить одно: убежище должно быть предоставлено только королю — и никому другому. Граф Прованский, который называет себя теперь регентом Франции, ни в коем случае не должен жить вместе с Людовиком XVII. Только королева и Мадам Елизавета, если это возможно. А вы знаете, как ее величество ненавидит брата своего мужа…
Принц Буйонский не знал ничего, так как никогда не бывал при французском дворе. Но при упоминании о Марии-Антуанетте, о которой мечтали многие мужчины, его глаза заблестели. Он немедленно представил себе романтические отношения с королевой Франции, развивающиеся в лучших традициях куртуазной литературы…
— Я смогу защитить юного короля и ее величество от всего мира, клянусь своей честью! Вы останетесь у нас на какое-то время, барон?
— Нет, я завтра же отплываю в Лондон, а вот мой друг Питу возвращается во Францию через несколько дней. Если вашему высочеству необходимо передать письма в Бретань, ваш посланник найдёт его в таверне «Лондон». Питу собирается выйти в море на одном из тех судов, которые мои несчастные соотечественники называют «небесным спасением».
— Где он намерен высадиться?
— Около Канкаля.
— Я лично прослежу за этим. Ваш друг попадет туда, куда ему требуется!
Неделю спустя в безлунную штормовую ночь дозорный, проводивший на бретонском берегу все темное время суток, заметил корабль, осторожно продвигавшийся вдоль прибрежных скал. Послав сигнал и дождавшись с корабля ответа, дозорный побежал к домам, где в специальных укрытиях, в конюшнях, амбарах, на чердаках ждали люди, желавшие перебраться в Англию. После казни короля их становилось все больше…
Тем временем английская шхуна спустила на воду ялик с двумя матросами. Питу сел в него, и моряки направились к полосе прибоя. Анж заметил на берегу черные силуэты — женщину с ребенком на руках, двух священников, вооруженного до зубов мужчину и двух молоденьких девушек.
Питу спрыгнул на берег, но прежде чем уйти, взял у молодой женщины ребенка, чтобы мать смогла сесть в лодку. Малыш, укутанный в пеленки так, что виднелся только кончик носа, даже не проснулся. Возвращая его матери, Питу улыбнулся:
