– Всего в трех шагах отсюда у него антикварный магазин.
– Ты стал интересоваться антиквариатом? – удивилась я.
Как ни странно, вопрос вызвал у отца легкое замешательство.
– Нет, просто хотел поболтать со знакомым.
Наличие у отца знакомых в Венеции меня удивило.
За три с половиной года, что я в Италии, отец приезжал раз
шесть, не больше, в основном в Верону, где, собственно, и находились его
поставщики. По-итальянски отец говорил неплохо и в переводчике не нуждался, но,
приезжая сюда, старался как можно больше времени проводить со мной. Он сказал
«знакомый», следовательно, предстоящая встреча вряд ли будет деловой. Я хотела
расспросить его об этом знакомом, но потом решила: не стоит, раз уж скоро я сама
его увижу.
Пройдя вперед еще метров пятьсот, мы свернули направо и
оказались в узкой улочке, где дома лепились друг к другу, а от окна до окна
напротив можно было достать рукой. На ближайшем доме висела вывеска
«Антиквариат», над дверью балкончик, заставленный горшками с геранью.
– Ну, вот мы и пришли, – кивнул отец на вывеску. –
Послушай, ты ведь, наверное, голодна, нам нужно было сначала где-нибудь
перекусить…
– Не волнуйся, с голода я не умру. Что у тебя здесь за
знакомый? – все-таки не выдержала я.
– Сейчас узнаешь, – усмехнулся отец. – Занятный тип,
кстати сказать.
Он первым направился к двери, толкнул ее, звякнул
колокольчик, и мы вошли в маленький магазинчик. Комната метров тридцать была
заставлена старой мебелью, на которой громоздились тарелки, горшки,
подсвечники, вазы, старые куклы в затейливых платьях. На стенах висели гравюры
вперемежку с фотографиями в изъеденных жучком деревянных рамах. Посреди всего
этого хаоса стояла конторка, рядом с которой в кресле сидел сухонький старичок.
Седые волосы в разные стороны, под ними видна кожа, покрытая крупными
темно-коричневыми пятнышками. Лицо старика изрезано глубокими морщинами,
довольно внушительных размеров нос, а вот рот был до того мал и узок, что с
трудом угадывался. Самым замечательным у него были глаза: большие, с набрякшими
веками, они не потеряли своей небесной синевы и казались на этом лице чем-то
инородным, неприлично молодым. Выпуклый лоб украшали очки в роговой оправе.
Услышав, как звякнул колокольчик, старик повернулся к нам и
водрузил очки на нос.
– Добрый день, – сказал он приветливо.
– Добрый день – ответил отец, подойдя ближе. Вне
всякого сомнения, это не было встречей двух старых приятелей: до тех пор пока
отец не подошел почти вплотную, старик вежливо улыбался, приглядываясь к нам,
как видно приняв нас за потенциальных покупателей. Может, зрение у него было
совсем плохим? И по голосу отца он тоже не узнал. Но улыбка сползла с его лица,
как только папа представился.
Старик кивнул, поднялся, опираясь на подлокотник кресла, и
протянул ему руку.
– Наконец-то, – сказал он ворчливо.
– Извини, не смог приехать раньше, – ответил отец. –
Как твои дела?
– До сих пор жив, как видишь, – засмеялся старик. –
Чего еще желать в моем возрасте? Сердце на днях прихватило, боялся помереть
раньше, чем ты появишься. Это твоя дочь? – кивнул он в мою сторону.
– Да. Что, похожа на меня?
– Не знаю. Просто вряд ли ты сюда привел бы кого-то
другого.
– Бумаги у тебя? – спросил отец.
– Конечно.
К этому моменту я с большим интересом прислушивалась к
разговору, он показался мне довольно странным, если не сказать загадочным. Отец
посмотрел на меня и мягко предложил:
– Выбери себе что-нибудь на память.
Я сообразила, что от меня попросту хотят избавиться, и с
некоторой обидой отошла к противоположной стене магазина. Обида была
простительна, я, как и большинство людей, любопытна. Отец склонился к старику,
и тот очень тихо что-то говорил ему. Отец хмурился, время от времени кивая и
делая вид, что разглядывает статуэтки на полке. Я наблюдала за ними. Он в
очередной раз кивнул и выпрямился. Старик, сделав пару шагов к конторке, отпер
ключом один из ящиков и достал обычный конверт из желтоватой бумаги и протянул
отцу.
– Что-нибудь выбрала? – спросил тот, взяв конверт и поворачиваясь
ко мне.
– Вряд ли мне захочется здесь что-нибудь купить.
Теперь я стояла рядом с отцом и хорошо видела конверт в его
руках, он постукивал им по ладони и, похоже, совсем меня не слушал.
– Да? – с сомнением спросил он по-русски. – Жаль. Мне
казалось, тебя что-нибудь заинтересует.
Больше всего в тот момент меня интересовал вопрос, что ему
здесь понадобилось, но задавать его я не спешила, будет еще время. Отец, точно
опомнившись, достал из внутреннего кармана пиджака другой конверт с названием
отеля на нем и протянул его старику. Почему-то я была уверена, что в конверте
деньги, и это еще больше заинтриговало меня. Старик взял его, высохшая
старческая рука с искалеченными артритом пальцами тоже была сплошь покрыта
темными пятнами. Металлический браслет часов был ему великоват, часы сползли к
самой кисти, и я обратила внимание на татуировку, которая до этого была скрыта
под ними. Свастика. Я невольно нахмурилась. Старик убрал пакет в ящик конторки,
а отец сунул свой в карман пиджака. Антиквар посмотрел на меня и улыбнулся.
– До свидания, – сказал ему отец и направился к двери.
Тот кивнул в ответ и опустился в кресло, вроде бы потеряв к
нам интерес. Мы вышли на улицу. Колокольчик за моей спиной вновь мелодично
звякнул.
– За углом есть очень симпатичное кафе, – сказал мне
папа. – Выпьем кофе, поговорим. Времени достаточно.
Я бы предпочла прогуляться, но наш визит к старику очень
меня заинтриговал, и я согласно кивнула: задавать вопросы, сидя друг против
друга в кафе, куда удобнее, это больше располагает к доверительной беседе.
В зале были заняты почти все столики, мы устроились возле
окна, которое выходило на канал. Мимо прошла группа японских туристов, громко о
чем-то разговаривая, их голоса были слышны даже здесь. Мы не спеша сделали
заказ, официант отошел, улыбнувшись нам, а я отправилась мыть руки. Туалет
находился за дверью в глубине зала. Возвращаясь, я увидела: отец держит в руках
лист бумаги и внимательно что-то читает. Возле его локтя на столе лежал
конверт, тот самый, что он взял у старика. Почувствовав мой взгляд, он
обернулся, быстро свернул листок, убрал его в конверт и сунул в карман пиджака
чересчур поспешно, будто не хотел, чтобы я его увидела.
– Меня просто распирает от любопытства, – засмеялась я,
садясь напротив.
– Ты о чем? – делано удивился отец.