Дверь в очередной раз распахнулась, Муза резко вскинула
голову и замерла, став похожей на натянутую струну, глаза ее вспыхнули, а
улыбка стала шире. От двери навстречу ей шел мужчина под руку с дамой лет
сорока, звали ее Зинаида Аркадьевна, отец с ней дружил много лет. Он всегда с
интересом относился к живописи, а Зинаида была художницей, довольно известной,
ее картины охотно покупали иностранцы. Но, конечно, не ее приход так
подействовал на мачеху. Насколько я помню, к Зинаиде Литвиненко она добрых
чувств не питала. Так что нетрудно было догадаться – волнение ее вызвано появлением
спутника Зинаиды. При взгляде на него в голову поневоле приходили грешные
мысли. Бюсты присутствующих дам взметнулись на максимальную высоту и опустились
вниз с тихим стоном: «Какой мужчина!» Каюсь, я приняла самое деятельное участие
во всеобщем хоре. Высокий, с отличной фигурой, он широко улыбнулся в ответ на
улыбку мачехи, и я мысленно чертыхнулась. Чем он тут занят, в Голливуде его
встретили бы с распростертыми объятиями. Впрочем, чувствовалось, что на
Голливуд ему наплевать. От него за версту несло самодовольством и большими
деньгами. Плечи развернуты, подбородок вскинут вверх, дорогой костюм,
белоснежная рубашка без галстука, темные, довольно длинные волосы зачесаны
назад, высокий лоб, насмешливый взгляд. Подбородок, пожалуй, тяжеловат, но глаза,
губы и, конечно, улыбка были так хороши, что это уже не имело значения.
– Как я рада вас видеть, – громче, чем следовало,
сказала мачеха, голос ее дрогнул, а я покачала головой в замешательстве: такого
раньше с ней не случалось.
– Здравствуй, дорогая, – ответила ей Зинаида, и они
расцеловались, то есть пару раз прижались щеками.
Мужчина кивнул и приложился к ручке, Муза в этот момент
смотрела на него с таким откровенным желанием, что это становилось неприличным.
– Это моя дочь, Яна, – потупив взор, произнесла мачеха,
вроде бы стыдясь данного обстоятельства.
– Красавица, – впервые открыл рот спутник Зинаиды, и я
удовлетворенно кивнула: голос не подвел, низкий, с хрипотцой, он идеально
соответствовал его облику.
– Знакомься, Яна, это Максим…
– Можно просто Максим, – не желая, чтобы произносили
его отчество, перебил мужчина.
Тут я наконец-то обратила внимание на сестру. Она стояла с
видом потерявшегося ребенка, растерянная, даже несчастная, лицо ее покрылось
ярким румянцем, а на лбу выступили капельки пота.
– Очень приятно, – едва слышно ответила она и неловко
протянула руку.
Он очень осторожно ее пожал, а потом с улыбкой спросил:
«Можно?» – и поцеловал Янку в пылающую щеку.
Зинаида, стоя рядом, наблюдала все это, чуть прищурившись.
Придя в себя и оглянувшись, я поняла, что мы с ней не одиноки, все внимание
было приковано к этой группе. Разумеется, центром внимания был Максим, женщины
смотрели на него с легкой тоской, мужчины – настороженно. Он повел головой с
едва заметной усмешкой, и стало ясно, на все эти взгляды ему тоже плевать.
– Кто это? – услышала я напряженный шепот и рядом с
собой обнаружила одну из дам, давних приятельниц семьи.
– Понятия не имею, – шепнула я в ответ.
– Если она получит этого парня, бога нет и
справедливости тоже, – заключила дама, звали ее Елена Константиновна. Она была
ровесницей Музы, но в отличие от нее красотой похвастать не могла и сейчас,
глядя на Максима, досадливо вздохнула, очевидно, почувствовав внезапную тоску
при мысли о сильно раздавшейся талии и нахально лезущем втором подбородке. –
Таких надо в резервации держать, чтоб у людей не возникало чувства
неполноценности, – вынесла она вердикт.
– Она его не получит, – вмешалась в разговор другая
дама, подруга Музы. – Вот увидишь. Мужики вроде этого оставляют баб с носом.
– Но ведь кому-то должно повезти? – вздохнула Елена
Константиновна.
– Только не Музе, старовата она для него.
«Вечер обещает быть занятным», – подумала я. Тут выяснилось,
что все мы ждали появления Максима, потому что нас сразу же пригласили к столу.
Гости, переговариваясь, направились в зал, я осталась стоять
на месте, здраво рассудив, что спешить ни к чему. Максим как раз проходил мимо,
взглянул на меня, и тут случилось невероятное, я имею в виду невероятное для
такого парня: он сбился с шага.
Выражение его лица мгновенно изменилось, вдруг став
серьезным, он все-таки сделал шаг и что-то шепнул на ухо идущей рядом Музе. Та
перевела взгляд на меня и махнула мне рукой:
– Жанна, подойди, пожалуйста.
Я не спеша приблизилась, на его лице вновь появилась улыбка,
но теперь в глазах сквозила едва заметная настороженность.
– Это дочь Александра Ивановича, – представила меня
Муза.
– Максим Вершинин, – сказал он, я держала руки за
спиной, что вызвало у него усмешку. – Можно просто Макс, – продолжил он, – если
вам так больше нравится. Мы приятельствовали с вашим отцом, он много о вас
рассказывал.
– Жаловался на мой характер? – в свою очередь,
усмехнулась я.
– Ничего подобного. Он вами гордился. Я его прекрасно
понимаю.
Мы наконец вошли в зал. Муза, улучив момент, шепнула мне:
– Присматривай за нашей дурой, кажется, у нее любовь с
первого взгляда, ума не хватает сообразить, что этот кусок ей не по зубам.
Гости рассаживались в соответствии с табличками возле
приборов. Я была почти уверена, что Вершинин сядет рядом с мачехой, но, как
видно, она решила соблюдать приличия. С видом королевы Муза опустилась на стул,
мое место было слева от нее. Янкино справа, рядом с ней села Зинаида, а потом
уже Макс.
Примерно через час я поняла, что Муза не язвила, по
обыкновению, и в своем прогнозе насчет любви с первого взгляда, пожалуй, не
ошиблась. Янка сидела тихая, похожая на испуганную птичку, и то и дело робко
смотрела на Максима. Стоило ему посмотреть в ее сторону, как Яна мгновенно
заливалась краской, торопливо отводила взгляд, но он тут же возвращался к нему,
наверное, потому, что справиться с собой она была не в силах. Подозреваю, что
день рождения вовсе не отпечатался в ее памяти, только эта боязнь и навязчивое
желание видеть его лицо. Надо отдать Максу должное: он вел себя образцово,
смотрел на нее с нежностью, а говорил просто, по-товарищески, несколько раз
сделал ей комплимент и вообще всячески давал понять: это ее праздник, и она
здесь королева бала. Я была ему благодарна за это и простила и его насмешливый
взгляд, и вздернутый подбородок, и твердую уверенность в том, что ему сам черт
не брат.
