– А зачем? Ты бы завела всю эту бодягу… Слушай, это просто
смешно, отец что-то там сказал и…
– Он не просто сказал, он хотел предупредить… Макс нас
обманывал, понимаешь?
– Конечно, еще бы. Думаешь, я дура? – зло спросила она.
– Все прекрасно понимаю. Ты в него втюрилась, а когда он послал тебя, ты
сбежала, придумав байку о друзьях.
Макс мне все рассказал…
– Что «все»?
– Нет у тебя никаких друзей, сидишь в бабкиной квартире
и мечтаешь отнять его у меня. Ничего не выйдет, поняла? Болтай на здоровье о
том, что он враг, о чем угодно болтай, я-то знаю, за что ты на него злишься.
Думала, если ты красавица, он сразу…
– Что ты несешь? – разозлилась я. – Мне плевать на
Макса, но ты моя сестра, и я боюсь за тебя. Подумай сама, почему он все это
время хотел, чтобы мы жили в его доме? Чтобы постоянно были в поле его зрения?
Ведь должна быть причина.
– Он меня любит – вот причина! – крикнула она. – Но
такая причина тебя не устраивает, и ты готова черт знает что выдумать, лишь бы
отнять его у меня. Ничего не выйдет, сестренка. Он мой, мой, поняла?
«Да подавись ты им», – чуть не брякнула я в досаде, но
сдержалась, напомнив себе, что сестра в опасности, а в такой ситуации обиды
просто неуместны.
– Хорошо, пусть так. Скажи мне только, он тебя о
чем-нибудь просил? Записную книжку отца ты ему отдала? Может, еще какие-нибудь
документы?
– Иди ты к черту! – заорала она. – И не пытайся
настроить меня против Макса. Я тебя насквозь вижу. Не смей мне больше звонить,
поняла? Катись в свою Италию и не лезь в мою жизнь.
– Обещай мне, что будешь осторожной, – в отчаянии
попросила я.
Янка бросила трубку.
Я сидела и тупо пялилась на телефон, беспокойство за сестру
лишь усилилось. Ясно было, что разговора у нас не получится, по крайней мере до
тех пор, пока она немного не успокоится. Что же делать? Что я вообще могу
сделать? Пойти в милицию? Мой рассказ вряд ли произведет впечатление. Да, отец
предупредил, что фон Ланц – мой враг, но ничего конкретного не сказал. Это не
повод для вмешательства милиции. Я могу сообщить о его липовом алиби… и
потерять сестру. Она расценит это как месть, глупую бабью месть. Теперь я очень
сомневалась, что замужняя женщина, у которой Макс якобы ночевал, вообще
существует. Но не мог же он быть причастен к убийству друга? Какой смысл в этом
убийстве? То, что он затеял некую игру с нами, сейчас сомнений не вызывало, его
настойчивое стремление видеть нас в своем доме имело какую-то цель. Но какую?
Теперь его поведение я видела совсем в другом свете, и многое стало понятным, в
том числе его желание вернуть меня, хотя он прекрасно понимал, что я не соглашусь,
зная, по какой причине я покинула его дом. Но это не давало ответа на главный
вопрос: зачем? Я вспомнила все: и пропавшую записную книжку отца, и вскрытый
сейф в квартире, когда погибла Муза, и странные слова Янки: «Это я виновата»,
которые так поразили меня тогда, и ее отчаяние. Сестре известно гораздо больше,
чем мне. Но она влюблена в Макса и ничего не желает понимать. Он что-то хотел
от нее, от нас и, безусловно, своего добился. Как я могла так долго пребывать в
неведении, ведь все было ясно с самого начала: его необыкновенная доброта, даже
его странная настороженность во время нашей первой встречи… Почему его
поведение всерьез ни разу меня не насторожило? У меня даже не хватило ума хоть
что-то узнать о нем, по крайней мере, его настоящее имя. Ведь когда он
представился на дне рождения Янки, я почувствовала что-то вроде беспокойства,
но тут же поддалась его обаянию, хотя имя, имя просто обязано было насторожить.
Вот уж действительно: любовь слепа.
Я покинула кафе и брела по улице, плохо представляя, куда
намерена попасть. Если Макс и мой ангел-хранитель одно и то же лицо, он может
быть причастен к убийству отца. Он был в Италии и явился ко мне, чтобы получить
бумаги папы. Надо узнать у Зинаиды, не уезжал ли он куда-то в то время. Хотя
Макс должен был отсутствовать слишком долго, что совершенно невозможно, значит,
все-таки не он? Главное сейчас – безопасность Янки. Я позвоню ей завтра,
возможно, нам удастся поговорить спокойно.
– Привет, – вдруг услышала я, оторвала взгляд от
асфальта и прямо перед собой увидела рослого парня в джинсах и темно-синей
футболке в обтяжку. На левой руке татуировка крылатый змей, парень стоял,
смотрел на меня и ухмылялся. Физиономия его особо привлекательной мне не
показалась, но будь он хоть трижды красавец, в тот момент мне было не до
знакомств.
Я попробовала его обойти, он сделал шаг вправо, загораживая
мне дорогу, я предприняла еще одну попытку с тем же успехом и вздохнула:
– Извините, я спешу.
– Да ладно, – сказал он и засмеялся.
«Нахал», – решила я и сделала самую сердитую физиономию, на
которую только была способна.
– Я сейчас милицию позову, – предупредила сурово.
– А здесь есть милиция? – удивился он. – Ладно, садись
в машину.
Только тут я обратила внимание, что у обочины стоит
автомобиль. Задняя дверь как по волшебству распахнулась, а я испуганно
отступила.
– Садись, садись, – сказал парень, подхватив меня за
руку и увлекая за собой.
– Вы что, спятили? – рявкнула я. – Оставьте меня в
покое.
– Слушай, давай по-хорошему, – весело сказал он, а я
решила, что нарвалась на идиота с извращенным чувством юмора, ему происходящее
по неведомой причине казалось забавным. – Надо поговорить с одним человеком, –
объяснил он. – Через час будешь у себя дома. Ну, не дури.
– Никуда я не поеду, – окончательно перепугалась я и
начала оглядываться в поисках спасения. Как назло, редкие прохожие совершенно
не обращали на нас внимания. – Я закричу, – честно предупредила я.
– Да кто ж тебе кричать-то даст? – удивился парень.
Схватил меня за плечи, левой рукой стиснул рот и легко, точно я была куклой,
сунул в машину. К моей чести, надо сказать, я сопротивлялась и даже укусила его
за ладонь, чем вызвала приступ хохота.
Парень устроился рядом со мной, захлопнул дверь, и машина
понеслась по городу. Водитель посматривал на нас в зеркало и ухмылялся, парень
сидел, обняв меня за плечи, наверное, опасался, что я попытаюсь выпрыгнуть.
– Вы кто? – спросила я испуганно.
– Сейчас все узнаешь, – пообещал он. – Потерпи немного.
Ты, главное, не бойся.
Ничего плохого не случится, если, конечно, ты дурака валять
не станешь.
– Дурака валять – это как? – насторожилась я.
– Пудрить людям мозги, к примеру, – охотно пояснил он.
– А если буду пудрить, что тогда? – Мне все-таки
хотелось знать, что меня ожидает в худшем случае.
