А если все было проще? Бабуля оказалась случайным свидетелем
того, как прятали клад, и… Почему бы не сообщить о нем сразу? «Разные могут
быть обстоятельства», – самой себе ответила я. Сначала она не могла по какой-то
причине, потом сомневалась, что он до сих пор там, а когда заболел соседский
ребенок, она о кладе вспомнила и решила проверить. И нашла его? Судя по всему,
так. Понимая, что два ящика ценностей – это скорее большая проблема, чем
подарок судьбы, бабка позаимствовала часть на благое дело, продолжая о кладе
помалкивать. Возможно, хотела избежать ненужных вопросов, ведь ей непременно
пришлось бы объяснять, откуда она о нем знает, а главное, почему молчала
столько лет. Я вздохнула и вновь перевела взгляд на Сашку, он в соседней
комнате смотрел телевизор. Я хорошо его видела через открытую дверь. Фриц, о
котором говорил Самойлов, скорее всего, Ральф Вернер, ведь если все началось с
писем, которые отец нашел у бабки, этот вывод напрашивается сам собой. Он стал
копаться в биографии этого типа и сумел что-то разузнать о его дальнейшей
жизни. Самойлов сказал, что Вернер исчез после войны, его искали, но не нашли.
Вряд ли он вернулся в Россию за спрятанными ценностями, тут Самойлов прав, это
совершенно немыслимо. Иностранцы были под пристальным наблюдением, слишком
опасно. Так что, вполне возможно, Самойлов мечтает о кладе не напрасно.
Я подумала о бабуле. Я ведь почти не сомневалась, что эти
письма были адресованы ей, оттого она и хранила их. А если я поддалась
фантазиям, а на самом деле она купила их на блошином рынке? Бабка, которая, по
ее утверждению, никаким языком, кроме русского, не владела? Тогда их купил мой
отец. И соврал Уманскому? Так кем, в конце концов, была моя бабка? Деревенской
девчонкой, которую природа наградила недюжинными способностями, а в руки ей во
время войны случайно попали бриллианты, или беглянка, живущая под чужим именем,
которой Ральф Вернер писал эти письма? Я не знала, чего желала больше. Мысль о
том, что бабуля всю жизнь пряталась, вызывала беспокойство, ведь этому должна
быть причина, а тут еще награбленные ценности, но вместе с тем ее романтический
образ уже всецело завладел мной, и окажись, что эти письма не имеют никакого
отношения к нашей семье, меня бы это, наверное, разочаровало.
Я поднялась и пошла на кухню пить чай. Сашка через пять
минут заглянул туда и без приглашения устроился за столом.
– Ну, что надумала? – весело спросил он.
– Ты о том, где клад искать? – спросила я без иронии. –
Для начала надо бы взглянуть на бумаги отца.
– Ну… – кивнул он.
– А для этого их надо найти.
– Логично. Но, сидя на диване, ты их не найдешь. Так
что двигайся.
– От того, что я буду бегать по городу, они вряд ли
появятся в моей квартире.
– Так ты не просто бегай, а с пользой.
– Куда бежать с пользой, я не знаю.
– Ты начни, – утешил он, – а там посмотрим. Главное,
создать рабочую обстановку, чтобы люди не нервничали, а видели: ты трудишься
для общего блага. – Он подмигнул. – Улавливаешь?
– Создать рабочую обстановку? – переспросила я.
– Конечно. Делай то, чего от тебя хотят, а что из этого
получится, через месяц будет видно. Самойлов находится в гораздо более скверном
положении, чем ты. Это он наобещал златые горы, пусть и выкручивается.
– Как-то ты без особой заботы говоришь о хозяине, –
заметила я.
– Какой он мне хозяин, – отмахнулся Сашка.
– Та-ак, – протянула я. – Если я правильно поняла, тебя
к нему те самые серьезные люди приставили, за мной приглядывать и его держать в
тонусе.
– Умница, – пропел он, поднялся и поцеловал меня в лоб.
– Это еще что такое? – рявкнула я.
– Чего перепугалась, глупая? Ишь глазищи вытаращила. –
Сашка весело хихикнул. – Я же тебя в лоб поцеловал, на правах ангела-хранителя.
– Ты лучше за плечом висни и не высовывайся.
– Вот характер, – пригорюнился он, но глаза смеялись. –
А ты мне нравишься. Отчаянная. В окна лазишь, никого не боишься, и правильно,
между прочим, я тебя в обиду не дам. Пусть Самойлов отдувается. Ты, главное,
шевелись, чтоб к тебе претензий не было.
– Это я уже поняла, – буркнула я.
– Вот и хорошо. Я балдею от этого задания, смотреть на
тебя одно удовольствие. Красавица, да еще с характером. Надо же, как повезло.
– Кому?
– Мне. А может, нам обоим. Представь, что на моем месте
был бы другой тип, которому девчонки с характером не по вкусу.
– И правда, повезло, – не стала я спорить.
– То-то. Ты мне в самом деле нравишься. Другая бы,
оказавшись в твоем положении, перепугалась до смерти, рыдала, а потом бы еще
меня соблазнять принялась, на всякий случай, вдруг помогу.
– Об этом даже не мечтай.
– Да? Жаль. – Он опять засмеялся. – Шучу. Я тебе помогу
в любом случае и уже дважды сказал почему. Главное, слушай меня. Я, кстати,
долго буду ждать, пока мне чаю нальют?
Я неохотно поднялась, но чаю ему налила и даже сделала
бутерброды.
– Хочешь, картошку разогрею? – спросила с легким
уклоном в подхалимство.
– Валяй, путь к сердцу мужчины лежит через желудок,
хотя в моем случае скорее через другое место. Готовить я и сам умею.
Я поставила перед ним тарелку, подала приборы. Он взял
вилку, а я обратила внимание на кольцо.
– Ты женат? – спросила сурово, хотя какое мне до этого
дело.
Он снял кольцо и сунул его в карман джинсов.
– Уже нет.
– Идиот, – буркнула я в досаде, но он не обиделся, а засмеялся.
– Чего ты? Кольцо отца, ношу на память. Но направление
твоих мыслей мне нравится.
– А ты мне совсем не нравишься, – еще больше посуровела
я.
– Чем не угодил?
– Серьезные люди – это кто, бандиты?
– Ну, какие сейчас бандиты, Жанка? – возмущенно воскликнул
он, а в глазах горели веселые огоньки. – Бизнесмены. Бандиты на большой дороге
добрых людей грабят, перебиваются с копейки на копейку, нехристи. А я задницу
от стула не оторву меньше чем за десять косых.
– Точно бандит, и выражения какие-то бандитские.
– Хорошо, буду следить за своей речью, чтоб тебя не
нервировать. Как-то ты не по-доброму со мной. А я-то думал, обрадуешься. Кто в
Италии приставал: «Давай познакомимся поближе»?
– Мне же знать хотелось…
– Ну вот, теперь знаешь.
