– Позвони. Хуже от этого не будет, – пожал он плечами.
– Только как ты намерена объясняться? Или латышский ты тоже знаешь?
– Отец точно его не знал или как-то справился…
Я понятия не имела, что скажу человеку, чей номер был в
записной книжке, но уже потянулась к телефону. Гудки, трубку никто не снял. В
крайней досаде я повесила ее, теперь мне казалось, что дозвониться очень важно.
– Какие у тебя планы на сегодня? – проявил интерес
Сашка.
– Выяснить, кому звонил отец, – буркнула я.
– Это я уже понял. Больше ничего? – Я покачала головой.
– Тогда я ненадолго отлучусь. Надо отвезти папку. Надеюсь, ты не возражаешь?
– Не возражаю. Только письма не трогай. Они твоим
хозяевам не нужны, раз там нет ничего для них полезного.
– Лучше бы…
– Они написаны до войны, так что о кладе там не может
быть ни слова, это на тот случай, если ты усомнился в качестве моего перевода.
– Ни в чем я не усомнился, – обиделся Сашка, переоделся
и, взяв папку, вскоре уехал.
Я звонила еще несколько раз, теряя терпение и набирая номер
все чаще. Когда прошло два часа и я совсем отчаялась, трубку неожиданно сняли.
Женский голос что-то произнес, должно быть, по-латышски, а я разволновалась, в
основном оттого, что к разговору так и не подготовилась.
– Простите, – произнесла я. – Вы говорите по-русски?
– Да, – ответила женщина с некоторым удивлением.
– Пожалуйста, выслушайте меня. Ваш номер я нашла в
записной книжке отца, он… умер несколько месяцев назад, и я…
– А как его фамилия? – спросила женщина.
– Ковальчук. Меня зовут Жанна, я…
– Александр Иванович умер? – ахнула женщина. – Боже
мой, какое несчастье…
– Вы были знакомы?
– Конечно. Он приезжал к нам… к моей маме. Неужели он
вам не рассказывал? Моя мама Степанова Софья Григорьевна, а я Татьяна.
– Нет, папа ничего мне не говорил. Дело в том, что я
учусь в Италии и последние несколько лет мы виделись редко.
– Да я знаю, и о вас, и о Яночке. Мама так радовалась.
Он и фотографии привозил.
– Ваша мама… простите, ради бога, мы родственники?
– Нет, она когда-то была няней вашей бабушки. Из ваших
родственников никого не осталось. Александр Иванович разыскал нас четыре года
назад, когда еще жива была моя мама.
– Татьяна, мне необходимо с вами поговорить. Вы не
возражаете, если я приеду? Я не буду вам в тягость, поверьте. Остановлюсь в
гостинице и отниму у вас совсем немного времени.
– Конечно, приезжайте. Я могу прислать вам вызов.
– Я перезвоню вам позднее, если вы не против, и мы обо
всем договоримся.
– Буду ждать.
Мы простились, в этот момент хлопнула дверь, и появился
Сашка.
– Твои друзья могут быстро сделать визу? Мы едем в
Латвию.
– Так я и знал, – возмутился Сашка. – Ну на хрена нам
Латвия, скажи на милость?
– Ты хочешь найти клад?
– Что я хочу, о том я тебе вчера сказал, но ты
бессердечно ответила «посмотрим».
– Хорошо. Твои друзья хотят? Тогда пусть пошевелятся.
Должна же быть от них какая-то польза?
Мы ждали регистрации в аэропорту. Сашка хмурился и уже
дважды отлучался в бар выпить коньяка, предупредив меня, что у него аллергия на
самолеты.
– Могли бы ехать поездом, СВ, мы вдвоем в купе, под
стук колес некоторые девушки становятся сговорчивее.
– Ты боишься летать, – съязвила я.
– Я не боюсь, просто не вижу необходимости болтаться в
консервной банке так далеко от земли.
– Точно, боишься.
– Не понимаю, почему я терплю все это, – пожаловался
он. – Другая давно бы на твоем месте схлопотала по шее. Скажи лучше, зачем мы
летим в эту чертову Ригу, что ты надеешься там узнать?
– Кем была женщина, которой Ральф Вернер писал эти
письма.
– И это, с твоей точки зрения, поможет нам найти те
самые ящики?
– Возможно, – пожала я плечами. Сашка посверлил меня
взглядом и кивнул.
– Я в это не очень верю, но, если удовлетворенное
любопытство доставит тебе удовольствие, готов помучиться. Кстати, о моем
удовольствии тоже бы неплохо подумать.
– Сходи в бар, выпей еще коньяка.
– Не о том я мечтал… – тяжко вздохнул он, но в бар
отправился.
Весь перелет он сидел как на иголках и, только когда самолет
приземлился, вздохнул с облегчением.
– Как хочешь, а поцелуй я заслужил, – с просветленным
лицом заявил Сашка, сгреб меня в охапку и поцеловал.
– Смотри-ка, ожил, – хихикнула я, дама, сидевшая рядом
с нами, улыбнулась.
– Мой муж тоже боится летать.
– Да не боюсь я, – бубнил Сашка, шествуя по проходу и
недовольно косясь на меня.
В аэропорту мы взяли такси.
– Едем в гостиницу, – сказала я. – Потом я отправлюсь к
Татьяне, а ты подождешь меня в номере.
– Поедем вместе.
– Нет, – покачала я головой. – Лучше, если мы поговорим
с глазу на глаз.
– Чем лучше?
– Задушевная беседа двух женщин, разве не понятно? Если
ты мне не доверяешь, так и скажи. Поедем вдвоем, но об ответном доверии в этом
случае можешь даже не мечтать.
– При чем здесь недоверие? Я просто за тебя беспокоюсь.
Мне больше по душе, когда ты мне глаза мозолишь.
– Враги далеко, здесь мы в полной безопасности.
– Это кто сказал? Ладно, – пошел он на попятный. – Так
и быть. Подожду тебя в гостинице.
Через час мы расстались. Я поехала к Татьяне, позвонив ей из
номера. По дороге я так нервничала, что даже всерьез подумала: а не выпить ли
валерьянки? В сумке ее не нашлось, а останавливать машину у ближайшей аптеки я
не стала.
Татьяна жила недалеко от гостиницы, где мы остановились, так
что путешествие было недолгим. Обычный пятиэтажный дом с милым двориком, я
расплатилась с водителем и направилась к первому подъезду.
Дверь мне открыла женщина лет шестидесяти, высокая, очень
худая, с симпатичным лицом и короткой стрижкой. Я решила, что она учительница,
и не ошиблась, Татьяна действительно более тридцати лет проработала в школе.
