Хаппола злился. Он напомнил Хуттунену, какой едой они питались в больнице.
— Я эту кашу десять лет жрал. Тебе она не понравилась, а я жрал, и, черт возьми, во что мне это встало!
— Да, харчи не ахти какие, — согласился Хуттунен.
Он вспомнил ежедневный больничный рацион: овсяную кашу из кормовых зерен, с комками и ошметками. Ее почему-то всегда приносили холодной.
— Вот так нашего брата в госучреждениях разувают, — жаловался Хаппола. — Хорошо, что Корея еще воюет. Я вон уже продал шестнадцать гектаров Кийминского леса. Этими деньгами с больницей и расплатился, а на то, что осталось, тебя выручу с мельницей. У меня в Кайани есть на нее покупатель, не простаивать же ей.
Хуттунен поинтересовался, как там их соседи по палате.
— Как всегда, — тряхнул головой Хаппола. — Только Кряхтинен помер в начале июля. Тот, что с утра до вечера сидел в углу, нахмурив лоб. Взял однажды вечером и помер — свалился в угол и отдал концы. Вместо него поселили дурака повеселей — тот ржет по любому поводу. А тощего помнишь? Бедняга тяжело переживал, что ты сбежал. Несколько недель все меня спрашивал, когда ты вернешься. Базарную уборщицу перевели на женскую половину. А как она стала там на них орать, сумасшедшие тетки взяли и вздули ее хорошенько. Ее с переломом ноги отправили в Дом милосердия. Наши бабы хорошо постарались, ее теперь, дай бог, только к Рождеству выпишут. А нам прислали новую уборщицу, мужика. Лентяй. Этот хоть молчит, но ни черта не делает.
— А врач?
Хаппола ответил, что врач по-прежнему протирает очки.
— Он, конечно, рассердился, услышав, что я здоров и готов им сделать ручкой. Орал, топал ногами, успокоился, только когда пришли санитары и пригрозили, что наденут на него смирительную рубашку. Для него, понятное дело, был удар: вот так десять лет возишься с человеком, как с сумасшедшим, а он тебе раз — приходит и сообщает, что здоров.
— Да он сам невротик.
— И не говори. Самый чокнутый врач во всей Финляндии.
Хуттунен провел приятеля по лагерю, показал ружье, снасти Эрвинена, самогонный аппарат почтальона, рассказал про себя и свою учебу. Сказал, что сейчас ему живется хорошо, но долго он так не протянет — зимой в лесу тяжело, да и деревенские могут его выследить по снегу. Рассказал, что собирается построить домик подальше. Но нужно вначале с деньгами разобраться.
— Да, жизнь изгоя — не сахар.
Хуттунен рассказал, как стал изучать экономику, показал учебники и задания, выдал пару-тройку бизнес-терминов.
Хаппола с интересом слушал, а потом сказал:
— Не был бы ты сумасшедшим, я бы взял тебя компаньоном. Сейчас меня интересует оптовая торговля. Давай, окончи свою учебу, а там посмотрим. Может, откроем оптовую фирму в Кеми или Оулу. Я бы ездил в командировки, а ты бы вел бухгалтерию и текущие дела.
Угостив гостя на прощание соленой лососиной, Хуттунен проводил его до трассы.
Расставаясь, Хаппола пожал мельнику руку:
— Завтра же, как решу вопрос с мельницей, оставлю тебе записку. Деньги получишь сразу, как будут готовы документы, об этом не беспокойся.
Хуттунен вернулся в лагерь. Впервые за долгое время он почувствовал уверенность в будущем. Теперь у него точно будут деньги. С учебой тоже вроде получается. Скоро он сможет уехать с Розой Яблонен за границу и начать новую жизнь!
глава 35
Неделю спустя Пииттисярви снова принес Хуттунену почту и корнеплоды. Роза Яблонен в письме просила Хуттунена больше не выть — сам губернатор пригрозил отправить военных, если вой и хулиганства не прекратятся. В конце письма Роза признавалась ему в горячей любви, наказывала прилежно изучать основы экономики, а корнеплоды резать кусочками в салат.
Еще одно письмо, от Хапполы. Хуттунен вскрыл его, предвкушая победу — вот и продана мельница, осталось только подписать бумаги и получить деньги!
Но его ждало разочарование: Хаппола писал, что не может купить мельницу, так как она была конфискована и передана во владение Общественной судебной комиссии. Хуттунена объявили недееспособным, таким образом, он не имел права продавать или закладывать свое имущество.
«Значит, сделка не состоится. Попробуй обжаловать незаконное изъятие, тогда я куплю твою мельницу. Держись. Хаппола».
Хуттунен схватил ружье, засунул ствол в рот и хотел тут же застрелиться. Пииттисярви пытался успокоить друга, говоря, что только сумасшедший станет стреляться.
— Они только того и ждут.
Хуттунен подумал — прав почтальон.
— Тогда я сожгу эту чертову мельницу, и дело с концом!
Вскинув ружье, Хуттунен направился в сторону деревни. Пииттисярви побежал было за ним, но отстал на полпути в болотах. Хуттунен исчез в лесах.
Ну, думал почтальон, в таком настроении да еще с ружьем Хуттунен даст деревне жару!
Был вечер. Трясина хлюпала под сапогами, грязь разлеталась во все стороны — Хуттунен бежал к трассе. Обогнув станцию, он переправился через реку Кеми и помчался в Суукоски. По дороге надрал бересты.
Мокрый от пота, добежал до мельницы, рывком открыл заколоченную дверь и вошел в избу.
Набрав в поленнице охапку сухих дров, он быстрыми точными движениями настрогал стружку и отнес вниз, где между крупяным и зерновым жерновами соорудил костер. Засунул кору и стружку между поленьев, достал из кармана спички. Чиркнул пару раз, но руки тряслись от ярости, и спичка погасла.
Хуттунен огляделся. Все было такое привычное, такое добротное — жернова, балки, короба с мукой, мешки. Казалось, они умоляли хозяина — не жги!
Хуттунен убрал спички, собрал дрова в охапку, поправил ружье и вышел на улицу. Дрова привязал к багажнику велосипеда, вспрыгнул на него, словно на боевого коня.
— Я сожгу эту деревню ко всем чертям! — крикнул он.
Хуттунен мчался по дороге, ружье гулко стучало прикладом о раму. Мимо пролетели дома Гнусинена, Сипонена, магазин. У магазина Хуттунен сбавил скорость — думал поджечь кабинет Терволы, но передумал, это слишком мелко. Он жаждал жертвы посерьезнее. Лишь у пожарной башни Хуттунен остановился. Не начать ли с нее?
Но тут взгляд его упал на кладбище и новую церковь — самое внушительное здание во всей губернии.
Сердце радостно забилось:
— Лучше подожгу ее, тогда они у меня узнают!
Хуттунен проехал через кладбище к главным воротам. Во дворе было пусто, но дверь открыта. Он занес дрова в церковь и, присев у алтаря, принялся сооружать костер. Приклад ружья громко стукнулся о пол, по огромному пустому залу прокатилось эхо.
Хуттунен встал, достал из кармана спички. Злым, жаждущим мести взглядом оглядел огромное пустое пространство. Взор упал на икону у алтаря, изображавшую распятого Христа. Хуттунен погрозил иконе кулаком.
