Ойва Юнтунен пространно говорил о надвигающейся экологической катастрофе.
– Ну у тебя и забот, парень, – заметил майор.
– Когда тетя умерла весной от мочекаменной болезни, то я решил приехать сюда, в Лапландию, пополнить свою коллекцию ягеля, – совсем уж заврался Ойва Юнтунен.
– Ну и сколько же их? – заинтересовался майор. – Кукушкин лен, мох для заделки пазов в стенах и обычный ягель. Я вот три помню.
Ойва Юнтунен стал осторожнее:
– Видов более десятка. То есть чисто ягелей. Мхи и бородатые лишаи – это другое дело, и грибы, и трутовики. Я специализируюсь именно на ягелях.
– Вот как. У нас в военной академии лекций по ягелю особенно-то не читали.
– За последние годы в атмосфере Земли произошла тревожная перемена, – пояснял Ойва, переводя тему разговора от ягелей на более общий уровень. – Огромное количество углекислого газа достигло наиболее высоких слоев воздуха, и виной тому озон. Он опять же попадает в атмосферу из дезодорантов, которыми женщины опрыскивают свои подмышки. А в этих самых дезодорантах содержится пропеллент. Да и тяжелая промышленность, использующая электроэнергию, которую дают работающие на каменном угле тепловые станции, не так уж и безгрешна. А вырубка лесов в джунглях Амазонки? Если человечество не одумается, к 2005 году на земном шаре исчезнет весь зеленый покров.
– Однако доски и брус нужны, – заметил майор.
– Здесь, на севере, существует еще и другая опасность. Когда атмосфера будет достаточно загрязнена, то солнце начнет припекать еще сильнее. Эти дымовые выбросы на солнцепеке повышают температуру воздуха. Из этого следует, что ледники на полюсах растают и воды стекут в моря. Когда растает Гренландия, то уровень Атлантики поднимется на три метра, а если растает Антарктида, то уровень Тихого океана поднимется на шесть метров. В среднем это означает повышение уровня воды на четыре с половиной метра во всех морях мира. Можешь представить, что это значит.
– Мосты окажутся под водой, – констатировал майор. –Придется больше бюджетных средств выделить флоту. Сухопутные войска будут в положении пасынка.
– Все порты мира придется строить заново! Речные дельты вызовут наводнения далеко во внутренних районах. В Похьянма вода дойдет до Лапуа. Город Пори поглотит море. А что же будет с Индией и Бангладеш? Сотни миллионов человек утонут. Так что защита природной среды –это вовсе не болтовня, – разошелся Ойва Юнтунен. Ему и самому было интересно, откуда же он набрался всех этих знаний. А просто об этом каждый день писали шведские газеты, да и по телевидению постоянно твердили.
– Ну и горяч же ты, парень, – заметил майор.
– Да я вовсе не фанатик. Мне это не нужно! Конечно, я участвовал в демонстрациях, призывавших человечество образумиться.
В действительности же Ойва Юнтунен за свою жизнь принял участие в одной-единственной демонстрации. Произошло это в тюрьме города Турку в 1969 году. Заключенные во главе с Ойвой Юнтуненом начали ритмично стучать в столовой тарелками и кружками, создавая невыносимый гвалт. Целью демонстрации было добиться того, чтобы в баланду клали побольше мяса.
– Ну и как же ты намерен здесь жить? – поинтересовался майор Ремес. Как человек практичный, он видел, что этот чудак в здешней чащобе долго не протянет.
– В том-то и загвоздка... Я думал нанять какого-нибудь старика саама как бы в проводники. Живут ведь здесь такие? Он мог бы добывать дичь, да нужно бы и какое-никакое жилье на манер саамской хижины соорудить. У меня же после смерти тети есть деньги. Я слышал, как кто-то говорил, что здесь, на севере, много безработных, желающих потрудиться.
Майор Ремес подумал, что очень уж налегке бедолага эколог отправился в Лапландию изучать ягель. Однако он не стал вслух подвергать сомнению планы младшего научного сотрудника Асикайнена. Денежки у парня явно водятся.
"Стоит держаться за него", – размышлял майор о своем положении, которое в финансовом отношении было весьма плачевным. Жена тратила вырученные от продажи рояля деньги в Испании – ну да это ладно, с глаз долой — из сердца вон. Дочери ушли из семьи, младшая и та, видимо, обручена... Дома больше нет, нет более жалованья, постирать и то некому. А тут с неба свалился лопух интеллигент, на чьи денежки окончательно пропитая жизнь могла бы, как знать, расцвести заново.
А если выжать из него бабки? Размозжить этому исследователю ягеля башку и свалить труп в пропасть... или же запихать в бездонные глубины родникового озера Потсурайсъярви. Здесь, у черта на куличках и вдали от полиции, никто не стал бы разыскивать какого-то там младшего научного сотрудника.
Майор Ремес посмотрел на свой почерневший от костра кулак. Одного удара в висок хватило бы с лихвой. Эти кулаки колотили и по более твердым головам, и всегда с хорошим результатом. Даже более того.
– Кофе будешь? – вежливо спросил Ойва Юнтунен.
Майор Ремес убрал кулак в карман и второй рукой протянул кружку.
"А по мне, пусть живет, – подумал он. – Пусть живет, во всяком случае пока".
Глава 2
Ойва Юнтунен думал, как было бы здорово, если бы он смог нанять себе в помощники этого майора. Здесь, в тайге, привыкший к походной жизни офицер незаменим. Эта мысль казалась Ойве Юнтунену неглупой, однако тем не менее с этим мужиком нужно было разобраться. Поэтому он повел себя с Ремесом запанибрата и стал расспрашивать про всякую всячину.
Майору Ремесу было странно, но приятно, что кто-то заинтересовался им. Такого не случалось уже много лет. Никто, собственно говоря, никогда и не удосуживался спросить Ремеса о его делах. Ни жена, ни дети, ни друзья-офицеры, ни солдаты. А здесь, у вечернего костра, так приятно было хоть раз поговорить, порассказывать о себе. Какое это имеет значение, что слушает тебя почти незнакомый человек, какой-то младший научный сотрудник Асикайнен? И библиотекари тоже люди.
Майор рассказал, что срочную он отслужил нормально, получил два почетных знака: один за спорт, а другой – за стрельбы. (Это было далеко от истины, но почему бы и не приврать ради красного словца?)
– Затем я поступил в военное училище. Три года там оттрубил и как-то случайно оказался лучшим на курсе. (Двадцатым, однако и это не так плохо.) Кстати, а где ты, Асикайнен, служил? Надеюсь, ты не из тех, что проходят альтернативную службу, хоть и коллекционируешь ягели?
Ойва Юнтунен рассудил, что теперь умнее всего будет рассказать все как есть.
– В Саволакской бригаде. Я всего лишь егерь, из лыжной роты.
Майор продолжил свой рассказ. Теперь стоило немного прибавить себе воинских заслуг, раз приятель ничего не знает об офицерских делах.
– В училище я женился. Потом, лейтенантом, немного послужил взводным, однако вскоре получил собственную роту и старлея. Потом год на капитанских курсах, родился первый ребенок... теперь у меня две взрослые дочери. После этого все в том же духе – в военную академию поступил; кстати, основными языками у меня были французский и русский: для военного они на сегодня важнее, чем немецкий или английский. Даже во Франции полгода провел, в тамошней военной академии. Закончив там, преподавал в военной академии здесь. Эта дорожка потом и привела меня в генштаб, однако и международной деятельностью пришлось позаниматься. На Кипре и в зоне Суэцкого канала командовал финскими подразделениями войск ООН, в последнее время на Синае занимался организацией мирных переговоров между Египтом и Израилем...
