Затем Хурскайнен допросил обеих молодых женщин. Они оказались шведкой и датчанкой и ни слова не понимали по-фински. С помощью полученных в школе познаний в языках полицейский Хурскайнен смог выяснить, что обе женщины не очень-то порядочны. Собственно говоря, их можно было притянуть за бродяжничество.
"Как там применительно к шведскому законодательству? – сомневался Хурскайнен. – Выдворить из страны, что ли?"
Майор Ремес не был склонен к сотрудничеству. Он пообещал раскровенить Хурскайнену всю морду, свернуть шею и завязать узлом ноги. Майор ни в чем не признался, а дал понять Хурскайнену, что тому лучше всего спрятать свою пушку и как можно скорее убраться восвояси. В этой стране и раньше делали вскрытия. Живым. От этих слов Хурскайнен содрогнулся. Он несколько раз присутствовал при вскрытии трупов. Он приказал Ремесу отправляться в арестантскую, а сам стал допрашивать Ойву Юнтунена.
Этот допрашиваемый был совершенно другим человеком. Он произнес пылкую речь в защиту старухи саамки Наски Мошникофф. Он сам чуть не плакал, рассказывая о бесконечных страданиях, выпавших на долю несчастной женщины и ее кота. Сквозь бушующую и холодную тайгу шла чуть жива эта старейшая в мире саамка, пока он и майор Ремес не спасли ее от неминуемой гибели.
– Мы намеревались сообщить о ней вам, властям, но старуха встала на дыбы, и мы подумали, что успеем еще это сделать... к тому же у нее не было никого из родственников, кто по ней горевал бы. Я прошу вас войти в ее положение, как-никак она тоже человек.
Хурскайнену пришлось согласиться с тем, что нарушение это было незначительное. Но вот откуда здесь золото? Кто он вообще такой, этот Ойва Юнтунен, кем работает, когда родился?
Ойва Юнтунен сразу же сообразил, что теперь игра стала довольно опасной. Он представился, соврал насчет даты рождения и личного идентификационного кода, а заодно и профессии. Затем он пожалел, что назвал подлинное имя, и пытался сказать, что является, собственно говоря, младшим сотрудником Асикайненом. Это, однако, не произвело никакого впечатления на таежного детектива, решившего доставить всех жителей Куопсувары в Киттилю.
– Пусть начальство вас всех допрашивает. Я доставлю вас туда хоть по одному. Закон действует и в тайге.
Ойва Юнтунен решил показать несерьезность этого решения:
– Ну, здесь вопрос стоит больше о толковании, нежели о собственно нарушении. Проявите гибкость, взгляните на это другими глазами. Здесь действительно есть две иностранные женщины, но разве это преступление? Из-за этого, что ли, вы нас задержали бы? И золото есть, немного; кстати, и на вашу долю хватило бы. К тому же, между нами говоря, в золото сегодня стоит вкладывать средства.
Хурскайнен вспомнил развод полугодичной давности. Жена его оставила и забрала с собой детей. Алименты обходились в восемьсот сорок пять марок в месяц. Это была львиная доля зарплаты полицейского. А теперь еще и задолженность за полгода. Машину пришлось оставить без антикора, раз денег нет. С другой стороны, она и так была уже ржавая. Можно было поменять на новую, но пришлось бы доплачивать тысяч тридцать. Хурскайнен вздохнул. А кто-то может вот так запросто говорить о золоте...
– Даже если дадите мне тридцать пять тысяч, я все равно не могу на эту историю смотреть сквозь пальцы, – холодно констатировал полицейский.
Ойва Юнтунен льстиво махнул рукой.
– Сейчас речь не идет о тридцати пяти тысячах, вовсе нет! Я заплачу вам чистым золотом пятьдесят тысяч из рук в руки, если позволите нам жить себе здесь тихо-мирно. Мы же никому не мешаем, не правда ли? Кто может заинтересоваться нами? Поверьте, нам нечего скрывать, я имею в виду, в смысле криминала. Мы просто нахлебались в жизни... прошли через разводы и всякое такое прочее. Иногда хочется одиночества и тишины. Далеко остался коварный мир, и мы хотим, чтобы он оставался там, любой ценой. Это стоит пятидесяти тысяч. Я готов заплатить вам их сию же минуту.
Хурскайнен задумался. Если задолженность по алиментам сразу же погасить, купить новую машину, к ней резину фирмы "Нокиа" девятой модели... Это составит всего сорок четыре тысячи марок. На что можно истратить оставшиеся шесть тысяч? Можно купить дубленку и такие электронные часы "амфибия". Можно было бы обзавестись стереоустановкой, пошить костюм. В ресторане туристического отеля можно заказать мясо белой куропатки, да и официантку Ильзе было бы здорово в шутку пригласить на Канары.
– Об этом не может быть и речи, – неуверенно произнес Хурскайнен. Пятьдесят тысяч все-таки казались небольшой суммой.
– Поверьте мне, вы получите семьдесят тысяч марок. Это все же хорошая цена за небольшую уступку, – предложил Ойва Юнтунен.
Хурскайнен начал смотреть на это дело как бы глазами гражданского человека. Чего ради он всю жизнь корпит полицейским, да еще в Лапландии, где даже самые ничтожные воришки оленей его в грош не ставят? Можно было бы все бросить. Хватит, намерзся у костра и на ветру в тундре. За полтора года лицо уже дважды было обморожено. До пенсии нос отмерзал бы раз двадцать, не меньше того. Разве в полицейском управлении это учитывают? И все знают, что такое пенсия полицейского.
– Ну а если бы я получил чистым золотом, скажем, сто тысяч?
Ойва Юнтунен тут же поспешил ответить:
– Вот и лады! Вы получите сто тысяч марок, либо золотом, либо, если хотите, – банкнотами, майор съездите Рованиеми и обменяет. Нам вы можете доверять.
– Я лучше бы взял золотом. У вас же есть почтовые весы. Но это не должно никак всплыть.
Ойва Юнтунен заверил, что все будет сделано строго конфиденциально. Он попросил полицейского сдать табельное оружие и отвел его в арестантскую, где женщины и Ремес ожидали результатов допроса.
– Еще один задержанный, – объявил Ойва Юнтунен, закрывая за Хурскайненом двери. Затем Ойва Юнтунен поднял из колодца требуемое количество золота, поездил на снегоходе по окрестностям, чтобы запутать следы, и спустя некоторое время освободил всех сидящих в тюрьме.
Он насыпал в бутылку золота на сто тысяч. Хурскайнен дал расписку. Ойва Юнтунен убеждал Хурскайнена, что тому необходимо помалкивать и производить впечатление бедного человека, несмотря на то что в кармане сто тысяч марок. Хурскайнен заверил, что сумеет сохранить все в тайне. Он рассказал, что когда-то с успехом играл на самодеятельной сцене и сейчас сумеет сыграть роль бедняка.
– Хорошо, поверим. Принеси-ка ты, Ремес, крем для обуви.
Ойва Юнтунен обмакнул пальцы Хурскайнена в краску и приложил их к расписке. У него в этом деле уже выработалась привычка. Он испытал настоящее блаженство, взяв отпечатки пальцев у полицейского. Что ж, довольно усмехнулся он, бывает, что и деревня едет мимо мужика.
– Это чтобы тебе не вздумалось потребовать еще парочку килограммов золота, – пояснил Ойва Юнтунен. Отпечатки пальцев появились также на бутылках с золотом, на задней обложке военного билета Ремеса, на женских туфлях и пряжках ремней.
Хурскайнен был настолько заворожен бутылкой с золотом, что тут же стал собираться в дорогу. Ночевать он не остался, несмотря на то что все обитатели лесопункта предлагали поесть и выспаться в теплой постели. Осчастливленный таежный детектив кружил на снегоходе по Лесу повешенных лисиц, направляясь к Пулью. Он решил, как только продаст золото и разбогатеет, натянуть своему начальству на голову корзину с мусором. Вот уж по уши натянет этому шефу корзину с мусором.
