– Я ведь ювелир, – пояснил Богданов, – и поэтому, когда передвигаюсь по России, всегда имею при себе оружие. Эльвина говорила про этот пистолет. Но понятно, что я не могу вывозить его за границу, где меня сразу арестуют.
– Не нужно оправдываться, – снова вмешалась супруга.
– Ну, помолчи ты, – сорвался Геннадий, – из-за тебя я могу вляпаться в такую грязную историю. Ты не понимаешь, что с нами произошло? Убили турецкого дипломата. А мы договаривались с ним о встрече именно в этом поезде. И теперь нас могут обвинить в этом убийстве.
– В полиции не все дураки, – энергично отмахнулась Эльвина, – как это ты мог его убить, если твой пистолет остался в Москве.
Дронго и Богданов переглянулись. С такой женской логикой сложно было спорить.
– Что вы делали, когда услышали крик? – спросил Дронго. – Где вы были в этот момент?
– Поднимались к себе, – вспомнил Геннадий, – хотели вернуться, но потом передумали. Боялись за наши чемоданы. Поднялись к себе и сидели рядом с ними, когда началась паника. Эльвина считала, что кто-то может воспользоваться неразберихой и унести наши чемоданы.
Эльвина грозно молчала.
– Вам будет трудно доказать свою непричастность к этому убийству, – согласился Дронго, – я полагаю, что вам следует продумать, как вести себя на допросе, чтобы не вызвать ненужных вопросов у следователя.
– Вы считаете, что я должен скрыть факт своего знакомства с погибшим?
– Не уверен, – ответил Дронго, – во всяком случае, вам следовало рассказать об этом следователю еще сегодня в поезде. Теперь сложно будет доказывать вашу непричастность к этому преступлению.
– Вот видишь, – сказал Геннадий, обращаясь к супруге, – я знал, что все этим и закончится. И мы вляпаемся из-за тебя в неприятную историю.
– Это из-за тебя, – возразила жена, – я говорила тебе, что нам нужно поехать в другой день, но ты уперся как осел.
Они снова начали перебранку. Дронго поморщился. Если Богданов говорит правду, то непонятно, почему погибший хотел, чтобы они встретились именно во время этого рейса. С другой стороны, у еврокомиссара и турецкого дипломата не было никакой охраны. Хотя Гиттенса встречали двое крепких мужчин уже в Брюгге.
Дронго не стал дожидаться окончания ссоры. Он поднялся и вышел из ресторана. В холле увидел сидевшую на диване Мадлен Броучек. Она терпеливо ждала. На ней было черное платье, темные колготки и привычный шарф, только на этот раз он был серого цвета. При его появлении она поднялась.
– Я подумала, что поступила неправильно, отказавшись с вами поужинать, – сказала она, – но в ресторане вы так оживленно беседовали с этой парой, что я не захотела вам мешать. И поэтому ждала, когда вы выйдете.
Глава 7
Он протянул ей руку.
– Кажется, эта пара обречена на вечный спор, – пробормотал он, – пойдемте куда-нибудь. Вы хотите ужинать?
– Нет, не хочу. – Она оперлась на его руку, и они вышли из гостиницы, направляясь к центральной площади.
– Спасибо, что передумали, – негромко сказал Дронго, – мне действительно очень приятно с вами общаться.
– Вы знаете, я испугалась, – призналась Мадлен, – в первый раз в жизни испугалась своих чувств. У вас было такое?
– Может быть, – он вспоминал свою жизнь, – наверное, было. Мы стараемся помнить лучшие мгновения нашей жизни и вычеркивать все, что подлежит забвению.
– Можно я задам вам несколько личных вопросов? – поинтересовалась она.
– Можно. Только осторожнее идите. Смотрите себе под ноги. Здесь каменные мостовые.
Она помолчала. Затем с некоторым вызовом спросила:
– Вы любите свою жену?
Теперь молчал он.
– Только правду, – попросила Мадлен.
– Наверное, да, – ответил Дронго, – хотя в слове «наверное» есть некоторый компромисс, что совсем неправильно. Будет гораздо лучше, если я отвечу просто «да».
Она усмехнулась.
– Как вы думаете, сколько мужчин на вашем месте ответили бы так же искренне, как вы? – спросила Мадлен.
– Думаю, что немного, – согласился он, – но я стараюсь не лгать своим друзьям и не обманывать женщин, которые мне нравятся, – добавил он через несколько секунд.
– Вы умеете делать оригинальные признания, – сказала Мадлен.
– Это плохо?
– Не могу решить. У меня еще один вопрос. Сколько у вас было женщин?
– Не знаю, – честно ответил он.
Она остановилась, удивленно глядя на него.
– Действительно не знаю, – ответил Дронго, – никогда не занимался подсчетами. По-моему, это глупо… Каждая встреча оставляет след в душе. Некоторые встречи были особенно приятными, некоторые проходными…
– Такие тоже были?
– Конечно, были. Мужчины редко бывают добродетельными ангелами, особенно в молодом возрасте, когда мы делаем кучу всяких ошибок. И когда в нас играют гормоны. Потом мы немного успокаиваемся. С годами даже обретаем мудрость. Начинаем понимать, что секс не всегда замена любви, что дружба иногда значит больше интима, а честность в отношениях важнее полученного мимолетного удовольствия. Но, к сожалению, все это мы понимаем, уже проходя определенные этапы своей жизни. Вам сейчас только двадцать восемь, и очень многое из того, что я говорю, вы не сможете ни осознать, ни понять. Немного позже, уже после тридцати, вы начнете меняться. Так бывает практически со всеми женщинами. А ближе к сорока у вас сформируются устойчивые предпочтения, вы твердо определите для себя, что такое плохо, что такое хорошо. К сожалению, женский век недолог, и подсознательно некоторые считают, что именно после сорока эмоциональная жизнь должна заканчиваться. Некоторые с этим не соглашаются и в шестьдесят ведут себя так, как в тридцать, не понимая, что выглядят смешно. Но некоторым удается «остановить время». Я имею в виду не пластические операции, сотворяющие из лиц восковые безжизненные маски с надутыми губами и растянутыми глазами. Некоторые продолжают просто жить полнокровной жизнью и после сорока. Я не слишком философствую…
– Немного, – улыбнулась она, – роль ментора вам подходит менее всего.
– Поэтому никогда не даю советов, – признался Дронго, – и никогда никого не осуждаю. Каждый выбирает свою дорогу. Каждый сам строит свою жизнь. По своему мышлению и со своими ошибками. Иногда хотелось бы избежать этих ошибок, но это невозможно. Именно ошибки и формируют ваш характер и вашу жизнь.
– Значит, нам нужно встретиться лет через пятнадцать-двадцать, – спросила Мадлен. – Я еще слишком молода, чтобы понять вас?
– А может, я слишком стар? – возразил Дронго. – И не забывайте, сколько мне исполнится через пятнадцать или двадцать лет. Возможно, к тому времени у меня еще хватит сил только на философские отвлеченные разговоры.
